Это было все, что ему было нужно. Хакон приподнял ее бедра, положив руку под поясницу. Она ахнула, когда он с гораздо большей легкостью скользнул внутрь еще на дюйм, и Хакон удерживал ее неподвижно, продолжая двигаться уверенными толчками, пока, наконец, слава всем богам старым и новым, он не проник внутрь по самое основание.

Дрожа всем телом, Хакон с трудом мог поверить, что он похоронен глубоко внутри своей пары.

Оркское проклятие сорвалось с его губ при виде ее. Это было почти непристойно, розовая плоть так широко раскрылась, что темно-зеленый корень его члена исчезал внутри нее.

Именно там мое место.

Припадая на локти, Хакон больше не произносил ни мыслей, ни слов. Он был только движением, бедра входили в его теплую, мягкую, совершенную пару. Она встречала каждый толчок, двигаясь в тандеме. Смазка стекала между ними, покрывая его бедра и провоцируя самые непристойные, восхитительные звуки.

Они дышали в унисон, пока тела раскачивались вместе. Она последовала за ним вверх, а он погнался за ней вниз, идеальный ритм, который украл мысли из его головы и дыхание из легких. Капли пота делали ее сияющей в тусклом свете, и он облизал то место, где они собирались во впадинке у нее на шее.

Его темп ускорился, кровать заскрипела под ними, пока он искал освобождения, которое преследовало его с тех пор, как он впервые встретил ее. Его рука была ничем по сравнению с ней, и никогда больше не будет достаточно хороша. Никто бы не был. Он не годился ни для кого и ни для чего другого.

— Идеально, — пророкотал он, — ты идеальна.

— Хакон!

Он внял ее мольбе, сомкнув их рты так же, как он запечатал свой член внутри нее, двигаясь вниз. Приподняв ее немного выше, он повернул ее именно так, чтобы его лобок касался ее клитора при каждом толчке. Она крепко, как тиски, сжалась вокруг него, ее пятки впились ему в спину, а раскачивающиеся бедра задрожали и стали неистовыми.

Голова Эйслинн откинулась на подушки, и он почувствовал мощную пульсацию ее оргазма. Хакон уткнулся лицом в ее шею и отпустил, изливаясь в свою пару. Влажные шлепки от их яростных занятий любовью почти затерялись в потоке его крови и сильном биении ее сердца у его уха.

Он принес себя в жертву в ее объятиях, вспыхнул страстью и вновь преобразился.

Она открылась ему, впустила его в себя, и когда он рухнул в ее объятия, они стали единым целым.

Словно звенья цепи, он услышал, как защелкнулись узы между ними, и вся его суть сосредоточилась вокруг нее.

Она будет принадлежать ему, так или иначе, но сейчас, в этот самый момент, он принадлежал ей. Навсегда.

— Т’рат рус теньяр, — пророкотал он по-орочьи, входя в нее в последний раз. Мое сердце принадлежит тебе.

Он не знал, слышала ли она это перед тем как кончила: он едва помнил, как произнес слова, когда его поглотили муки кульминации. Но от этого фраза не стала менее правдивой. И когда много мгновений спустя их тела немного остыли, а сердцебиение начало замедляться, решимость Хакона окрепла.

Она будет со мной всегда. Он вцеловал это обещание в ее кожу.

19

?

Эйслинн проснулась в незнакомой постели, под мягкими, чужими одеялами, окутанная неведомым, но восхитительно теплым ароматом. И не менее восхитительная пара губ оставляла теплые поцелуи на ее щеке и в уголке губ.

— Доброе утро, виния.

С неохотой она приподняла веко — и увидела перед собой ослепительно красивое лицо кузнеца. Утром он казался особенно теплым, почти домашним: растрепанные волосы, мягкий взгляд… и ее собственные руки, сжимающие его.

Лицо Эйслинн залило румянцем, и она, не в силах справиться с приливом чувств, свернулась под одеялами клубочком — между шоком и восторгом. Судьба дала ей ответ. Воспоминания о прошедшей ночи вспыхнули с новой силой: его ярость, его нежность, его преданность. Вместе с ними — ноющая, почти сладкая боль. Эхо их прикосновений гудело в ее теле, а пульсирующее желание внизу живота ясно говорило: она хотела еще. Гораздо больше.

— Доброе утро, — ответила она, улыбаясь ему.

Только тогда она поняла, что на самом деле одна в постели. Он опустился на колени рядом с ней, уже одетый.

Она попыталась не обращать внимания на осколок разочарования, застрявший в груди. Она никак не могла решить, что ей больше всего понравилось прошлой ночью — чувствовать, как этот чудовищный член погружается в нее, или засыпать, прижавшись щекой к его твердой груди. На самом деле она… с нетерпением ждала возможности проснуться рядом с ним. Увидеть, как он выглядит во сне. Может быть, даже поцеловать его наяву.

— Ты уже проснулся, — сказала она, стараясь говорить непринужденно. Она села в кровати, прижимая одеяло к груди.