– Мы не можем позволить себе новый фронт, — сказал он. — Но и отступать нельзя. Если мы допустим хаос в Маньчжурии, завтра он будет на Урале.

– Тогда пусть слово снова пойдёт с силой, — ответил я. — Утвердите план, в котором первым будет дипломат, но за его спиной — корпус.

Так родился план «Тихий Восток» — серия тайных переговоров с китайскими губернаторами, экономическое давление на местные кланы и незаметная переброска сил вдоль железной дороги. Мы шли не войной — мы шли как сила, защищающая порядок. В середине августа пришло известие: в Харбине был арестован японский шпион с дипломатическим паспортом. Его дело было засекречено, но сам факт стал символом: Восток — это не окраина, это зеркало Империи. И если мы не утвердим там Слово, его утвердит Штык.

Под вечер того же дня я вновь записал в дневник:

«Империя уже не ищет победы — она её несёт. Но каждый, кто несёт победу, несёт и её цену. Пусть же в этой цене будет честь».

Сентябрь ознаменовался продолжением стратегии на Востоке. Назревал политический кризис в Китае: военачальники Чжан Цзолинь и Фэн Юйсян боролись за контроль над северными провинциями, и каждый искал внешнего покровителя. Япония уже начала продвигать своё влияние, обещая кредиты и оружие. Мы не могли позволить себе остаться в стороне.

– Их «сфера со-процветания» — это лишь маска экспансии, — мрачно заметил граф Игнатьев, заведующий Дальневосточным управлением. — Если мы позволим Японии укрепиться в Маньчжурии, следующим шагом станет Корея, затем — Владивосток.

Я принял решение направить в Пекин своего личного эмиссара — князя Василия Орлова, бывшего дипломата с опытом работы в Азии и человека, чья верность не вызывала сомнений.

Перед отъездом я сказал ему:

– Ваше оружие — не пушки, а слова. Но каждое слово будет весить как дивизия.

Орлов кивнул:

– Я знаю. Империя — это не только сила. Это голос порядка.

Параллельно в Маньчжурии началась операция «Ледяной шёлк» — миссия внешней разведки под руководством генерала Романова, ветерана японской кампании 1905 года. Под видом торговцев, инженеров и врачей агенты проникают в ключевые города: Харбин, Мукден, Далянь.

Их задачи:

Выявить каналы японского влияния.Установить контакты с местными элитами.Подготовить почву для экономических инициатив Империи.

Между тем в Петербурге создаётся «Дальневосточный комитет при Совете министров» — орган, задача которого — не просто контроль, а координация политики на Востоке в режиме реального времени. Это был новый тип власти: быстрый, аналитический, гибкий. Осенью на Владивостокской верфи заложили новый броненосец — «Император Александр». Символ воли. Символ того, что Империя не сдвигается назад. Но напряжение росло. В октябре партизанский отряд, предположительно связанный с японской разведкой, напал на русскую станцию у Хайлара. Погибли три офицера. Ответ был мгновенным: диверсантов уничтожили, но следы вели дальше — в Мукден, к японскому консульству. Я понимал: наступал момент, когда политика и война снова начинали говорить в унисон. Но теперь у Империи было оружие, которое раньше не было доступно: народ, который ей верил. Мозг, который создавал. Воля, которую признали. Перед заседанием Государственного совета я прошёлся по Александровскому парку. Словно весь Петербург затаил дыхание: осень — золотая, холодная, торжественная. Я остановился и подумал:

«Слово без силы — пустота. Сила без слова — насилие. Империя будет живой, пока между ними есть союз».

До конца осени операция «Ледяной шёлк» начала приносить первые плоды. В Харбине удалось завербовать одного из ключевых чиновников железнодорожной администрации, имевшего доступ к японским контрактам. Его донесения подтвердили: Токио готовил тайную милитаризацию Южно-Маньчжурской железной дороги под видом инфраструктурного расширения. В Пекине князь Орлов начал дипломатическое наступление. Он провёл переговоры с представителями Фэн Юйсяна, пообещав инвестиции в обмен на отказ от японских займов. Китайцы слушали с интересом — Империя больше не казалась «спящей медведицей», как её называли в китайской прессе десять лет назад. Теперь это была проснувшаяся держава, к которой прислушивались.

– Мы не хотим вмешиваться во внутренние дела Китая, — произнёс Орлов в ходе одного из приёмов, — но мы не допустим, чтобы третьи силы использовали его как плацдарм против России.

Это заявление попало в утренние пекинские газеты. Японская миссия покинула зал переговоров в тот же день.

В Петербурге я провёл тайную встречу с министром путей сообщения и министром торговли. Мы согласовали план: организация «Азиатского транспортного консорциума» — частно-государственного союза, который будет строить, обслуживать и контролировать инфраструктуру на территории Северо-Восточного Китая. Основной капитал — российский. Управление — совместное. Формально — мирная инициатива. По факту — наступление на японские позиции. К концу ноября в Мукдене произошёл взрыв — подорвали склад с боеприпасами, принадлежавший японским подрядчикам. Японская газета «Асахи Симбун» обвинила в теракте «русских агентов».

Я собрал военный кабинет.

– Мы стоим на границе войны, — сказал генерал Алексеев. — Но пока у нас есть информационное преимущество — нужно бить не пушками, а фактами.

Я кивнул. Было ощущение, будто на Дальнем Востоке сгущается та же туча, что однажды покрыла Европу.

Перед сном я читал рапорт князя Орлова:

«Китайцы медленно, но верно начинают воспринимать Россию как фактор баланса, а не угрозы. Но в воздухе — страх. Страх, что Великие державы вновь превратят Поднебесную в шахматную доску».