Я положил бумаги на стол и тихо произнёс:

– Мы не играем. Мы создаём порядок.

Декабрь 1920 года выдался особенно суровым на востоке. Снежные бури сковали Маньчжурию, словно сама природа пыталась замедлить надвигающийся конфликт. Но ветер истории был сильнее ветров с Амура. Сведения, поступившие из Харбина, были тревожны: японцы перебрасывали к границе дополнительные части — под предлогом охраны Южно-Маньчжурской железной дороги. На деле — это была подготовка к контролю над всем регионом. Их разведка усилила давление на русских резидентов, а на складах в Дайрене фиксировались поставки новейшего вооружения — в том числе английского производства.

На экстренном совещании в Ставке я развернул перед собой карту.

– Вот здесь, под Мукденом, идёт строительство укреплённого лагеря. И вот здесь, в Фэнтяне, разместили японский бронепоезд, — докладывал полковник Селиванов из разведуправления.

– Они готовятся к удару?

– Нет, Ваше Императорское Величество. Они готовятся к провокации.

Тишина повисла в зале.

– Мы не дадим им повода, — сказал я, — но и не дадим ни пяди назад.

Тем временем, в Пекине князь Орлов провёл тайную встречу с командующим армией Фэн Юйсяна. Китайский военачальник оказался прагматиком:

– Я не хочу войны с Японией, но ещё меньше хочу быть её марионеткой. Если Россия поможет мне укрепить контроль над северными провинциями, я гарантированно перекрою японцам сухопутный путь.

– А взамен? — спросил Орлов.

– Военные инструкторы. И кредиты. Без условий.

Решение давалось мне нелегко, но я понимал: Маньчжурия — это не просто регион. Это ключ к восточному балансу. Мы должны были действовать не только как Империя, но и как цивилизующая сила. В тот же вечер я подписал приказ о создании Восточного корпуса специального назначения. Он был укомплектован офицерами, прошедшими школу разведки в Финляндии и боевое крещение на Персидском направлении.

Его задачей было одно: предотвратить войну до того, как она начнётся.

Ночью мне не спалось. Я вышел на балкон Зимнего дворца. Над Невой нависал тяжёлый туман. Где-то далеко звучал рёв паровоза — словно эхо будущих баталий. Я подумал: если тень над Маньчжурией станет тенью над Россией — то это будет уже не дипломатия, а история, пишущаяся кровью.

Я шепнул в тишину:

– Не позволю.

Утром, в экстренном порядке, был собран узкий состав Совета Безопасности Империи. Командующий Восточным фронтом генерал Куропаткин прибыл из Владивостока спецпоездом.

– Японцы не намерены останавливаться, — отчеканил он. — Они окопались вдоль всей линии Хуанхэ и явно координируются с англичанами. Наши сигнальщики перехватили шифровки с борта британского крейсера Hermes, стоящего у Шанхая.

– Времени почти нет, — мрачно добавил министр иностранных дел Извольский. — Франция колеблется. Америка молчит. Мы одни.

Я встал.

– Мы не одни. С нами правда. С нами — Маньчжурия, которую мы подняли из руин. С нами — китайцы, которых мы не угнетали, а обучали. И если понадобится, мы покажем миру, что Империя умеет не только говорить, но и защищать своё слово.

Тем временем Восточный корпус начал операцию «Зеркало». Диверсионные группы проникли вглубь Маньчжурии. Их целью были склады снабжения японцев, телеграфные станции, железнодорожные развязки. Всё делалось предельно скрытно, под видом действий местных банд. К утру седьмого декабря в японских ставках царила паника: три эшелона с техникой сгорели дотла в Тунляо, командный пункт в Инкоу оказался отрезанным от связи, а над Харбином снова подняли флаг Империи. Но настоящий удар должен был быть нанесён не по Маньчжурии, а по самой сути японского плана — через дипломатическую ловушку. Я поручил князю Орлову организовать восточную конференцию в Иркутске. Были приглашены представители Монголии, Синьцзяна, Кореи, китайских милитаристов и даже эмиссар от британской Ост-Индской компании — под видом частного лица.

– Мы предложим союз восточных наций против японского неоимпериализма. И пусть попробуют отказаться, — сказал Орлов, затягивая перчатки. — Это будет наш дипломатический Седан.

Вечером того же дня, уже в тени тайги, я получил личное послание от императора Японии, доставленное через нейтральных шведов:

"Николай Александрович, тень войны способна затмить солнце обеих наших стран. Не допустим её. Давайте говорить".

Я смотрел на эти иероглифы и думал, как тонка грань между величием и безумием.

– Хорошо, — произнёс я. — Пусть он приедет. Но приедет в Россию.

Поезд японской делегации прибыл на станцию Слюдянка ранним утром, в сопровождении небольшого отряда охраны. Вагон был обит тёмным деревом, без гербов и эмблем. Император Японии не прибыл лично — вместо него появился его брат, принц Фусимия Саданару, известный своим влиянием в армейских кругах и близостью к Генштабу.

– Мы рассчитывали на диалог, но не на диктат, — произнёс он сразу, когда мы остались с глазу на глаз в домике на берегу Байкала.