Эта нелепая мысль вызвала во мне дрожь.

– Я помог не ей, а себе.

Очень странный ответ, я даже подумала, что ослышалась.

– Сам себе? Каким образом? Получив удар в живот?

– Я не обязан объяснять тебе, как я устроен. – Андрас окинул взглядом комнату, а затем посмотрел на меня. – И отчитываться в своих действиях тоже не должен.

Я еще больше смутилась. Как будто он все это время держал в руках бильярдный кий и вдруг решил нарушить порядок во Вселенной: «тук!», один удар – и вот вам хаос, звезды и планеты сбиты со своих орбит и пускаются в дрейф.

– Ее парень напал на тебя, – сказала я, пытаясь осмыслить его слова. – Ты мог бы сказать правду, и Сабин призналась бы, что все придумала, а вместо этого…

– …вместо этого я делал то, чего от меня ожидали. – Андрас скользнул взглядом по дивану, произнося слова четко и равнодушно, как будто они не имели особого значения. – Никакой правды, никакой справедливости. Это то, чего они хотели: чтобы я вел себя как последний ублюдок. Ты не согласна?

Я уставилась на него, слегка расширив глаза.

– Нет. Конечно нет.

Во мне забурлила кровь, а Андрас со скептическим видом скрестил на груди руки.

– Ты мог бы сделать что-то другое.

Он молча стоял, спрашивая глазами: «Что?»

– Ты мог бы поступить иначе. Всегда можно найти другой вариант. А ты вел себя дико!

– О да, ты права. Мне следовало взять на себя ответственность за чужую чушь и вести себя предельно деликатно, чтобы не задеть чувства ее любимого парня, который только что со всей дури двинул мне в живот. – Андрас приподнял брови, его глаза смотрели на меня с сарказмом. – Как же я плохо поступил.

– Ты ткнул ему ботинком в лицо! – выпалила я, чувствуя, как от напряжения у меня сбивается дыхание. – Ты их обоих унизил на глазах у всех, ты всегда так делаешь! Каждый раз. Разыгрываешь свой спектакль и развлекаешься, ставя людей на колени. Похоже, ты делаешь все для того, чтобы выглядеть в чужих глазах подлым и бесстыжим. В этом твоя цель?

Андрас поднял уголок губ в холодной ухмылке.

– Разговор закончен.

Он расцепил руки, взял вещи со стула и двинулся к выходу.

– Подожди! – Я встала перед ним, преграждая путь. Протянула к нему руки, как будто собиралась положить их ему на плечи или на грудь, где, как я знала, они будут с радостью приняты его упругим телом. Это был единственный способ остановить движущий им порыв, но когда Андрас застыл на месте, наткнувшись на эту в общем-то бесполезную преграду, в моей голове снова прозвучали его слова: «Давай не замечать, что тебя постоянно тянет ко мне прикоснуться…»

Я опустила руки, смутившись. Как будто не зная, куда их деть, я схватилась за одеяло и снова взглянула на него.

Андрас смотрел на меня сверху вниз, и его радужки сверкали, словно переливающиеся на свету минералы.

Эти небесного цвета бриллианты инкрустированы в мое сердце.

Я потерялась в его глазах, в его сочных губах, в его пристальном мятежном взгляде, полном ураганов и вспышек молний.

От немого крика его глаз у меня пересохло в горле. Я чувствовала обволакивающий жар его тела, крепкая мускулистая грудь обещала защиту, тепло и жизнь.

Что, черт возьми, со мной не так?

Я быстро отвернулась и отступила, наткнувшись на табурет, и машинально уселась на него, так как деваться мне было некуда. Садясь на табурет, я хотела создать впечатление, что это действие запланировано. В отличие от мамы я никогда не отличалась изяществом.

Я закусила нижнюю губу. Мне следовало что-то сказать, раз уж я его остановила, но слова почему-то застряли у меня в горле. Нервничая, я посмотрела на Андраса.

Его взгляд был устремлен на что-то рядом со мной – на маленькую керамическую елочку, подарок Джеймса.

Он пристально смотрел на подсвечник.

Его взгляд выражал что-то непонятное, но на мгновение мне показалось, что сквозь непроницаемую пелену его глаз проглядывал интерес.

– Это рождественский фонарик со свечой, – тихо сказала я.

Его взгляд метнулся ко мне, как будто я застала его за чем-то слишком интимным, о чем никому знать не полагалось.

Я словно бы застала Андраса в момент, когда его защита ослабла, и именно это, как мне показалось, должно было подтолкнуть его к выходу.

Я опустила голову и после минутного колебания спросила:

– Олли нравится Рождество?

Я не знала, что делаю. Мы не привыкли разговаривать друг с другом в таком мирном тоне, не уничтожая друг друга.

Мой вопрос повел нас в направлении, в каком мы никогда раньше не двигались. Андрас мог бы высмеять меня, проигнорировать или угостить порцией своего яда, который он подавал всем на серебряном блюдечке, но вместо этого его взгляд снова скользнул к подсвечнику, не нарушив окутавшей нас тишины.