Шрифт:
Я искала его в себе, в жизни, которая каждый день ставила передо мной непреодолимые препятствия.
Я мечтала, как однажды… его найду. И оно будет ослепительным, словно маяк во тьме. Оно откроется мне, озаренное божественным светом, и тогда я пойму, что смогу исцелить маму, смогу ее спасти, наполнить ее радостью и любовью.
Моей любви хватит на нас обеих. Я стану тем единственным ангелом, который сможет вырвать ее из черно-белого мира.
«Ты же совсем одна». – «Это неправда», – повторяла я про себя, но реальность доказала, что я ошибалась.
От Новы ничего не было слышно.
Я несколько раз писала ей записки, с ностальгией просматривала общие фотографии. Нова много для меня значила, но в школе я теперь всегда видела ее издалека, в компании ее друзей. Я звонила ей каждый вечер, чтобы наконец поговорить, но ее не было дома.
Нова пропала с моего горизонта. И однажды в субботу днем я поняла почему.
Это был мой восемнадцатый день рождения.
Я бродила по магазинам в центре города, глядя себе под ноги потухшими глазами. Поворачивая за угол, я подняла голову и поняла, что оказалась напротив кинотеатра.
Именно в тот момент я ее и увидела. Руки Уэйда мяли ее ягодицы, пока она страстно целовалась с ним взасос. На ее среднем пальце сияло новое, дорогое на вид кольцо в форме сердечка – скорее всего, его подарок.
Я уставилась на свою лучшую подругу, обнимающую мерзкого ублюдка, который годами унижал и оскорблял меня, потому что считал отбросом общества.
Когда Нова меня заметила, было уже слишком поздно. Она обернулась и увидела мое потемневшее лицо, молчаливую ненависть, сочащуюся из моих прищуренных от боли глаз.
Я уже отошла на довольно большое расстояние от них, когда Нова, спотыкаясь, побежала за мной, чтобы задержать.
– Подожди… Пожалуйста… подожди!
– Наконец-то ты осуществила свою мечту о любви, – бросила я ей, резко остановившись посреди тротуара. – Желаю вам, двум уродам, счастья.
Нова замерла на месте, как будто я в нее выстрелила. Ее припудренное лицо выглядело бархатистым, как персик, не то, что мое – гнилое яблоко. Я видела, как мои обидные слова утонули в ее сначала растерянных, а затем агрессивно вспыхнувших глазах.
– Знаешь, что я тебе скажу, Мирея? – Она посмотрела на меня блестящими глазами, полными давно сдерживаемого чувства. – Если ты решила наврать социальным службам и продолжать барахтаться в своей дерьмовой ситуации, то это не значит, что ты имеешь право относиться к другим по-свински! Я пыталась быть рядом, хотела тебя поддержать, но ты мне не позволила!
– Хотела поддержать меня? И поэтому тискалась с этим куском дерьма, как сейчас?
– Ты выбрала ее!
– Она моя мать! – прокричала я.
– А я была твоей лучшей подругой! – в ответ прокричала Нова. – И знаешь, кто во всем этом виноват? Ты!
Мне стало больно, я повернулась к ней спиной, и Нова выплеснула на меня свою обиду, обсыпала осколками дружбы, разбившейся под тяжестью преждевременного взросления.
– Вот, ты снова отворачиваешься! – сказала она, махнув рукой, словно подчеркивая свои слова. – Ты знаешь, что это так! Только совсем отчаявшаяся может защищать женщину, которая начала принимать наркотики, потому что ее бросил мужчина!
– Пошла ты, Нова! – сжав кулаки, прокричала я, едва сдерживая слезы.
Рассказывая о зависимости, почему-то никогда не говорят, что она разрушает не только зависимого, но и всех, кто рядом. И теперь я – дрейфующий обломок чего-то, что потеряно по пути.
– Спроси себя, почему ты совершенно одна! Ты винишь других, называешь их уродами, но правда в том, что ты сама выбрала такую жизнь! Открой глаза на реальность, Мирея, и пойми наконец, что ты слабая и беспомощная, как твоя мать!
Мне хотелось толкнуть ее, расцарапать ей лицо, сделать очень больно. Заставить ее понять, что значит каждый день разбиваться вдребезги, но продолжать бороться, когда тебе сопротивляются глаза той, кого ты любишь.
Но я не смогла ударить Нову. У меня внутри все перевернулось. Я зашагала прочь, чувствуя, как во мне умирает вера в дружбу.
Мне хотелось остаться одной, как она и сказала.
Через год с небольшим мы достигли дна.
Это случилось вечером в конце ноября в тусклом свете нашей кухни, на полу, залитом моими невидимыми слезами. Собравшись с последними силами, я отобрала у нее таблетки – моя очередная неуклюжая попытка вырвать с корнем зло, которое отняло у мамы всё.