Шрифт:
В ее руке я увидела ножницы: лезвия широко раскрыты, металлический кончик упирался в вену на запястье.
В ту секунду я подумала, что это кровавая плата за мою слабость. И за ложь, и за то, что я защищала от всего мира то алчное существо, которое пожирало мамино сердце.
На меня смотрел призрак. Мама меня не видела.
– Мама, пожалуйста…
Я заплакала. От неверия в происходящее мои пальцы дрожали, когда я протянула к ней руки. Меня как будто разрывало на части. Что она делала со мной? Я не могла в это поверить.
– Отдай их мне, – прошипела она, и на неузнаваемом лице проступили дикие, свирепые, пустые глаза.
Она сползла на пол по кухонному шкафу, оседая под тяжестью морока, и теперь сидела там, скрючившись, подтянув ногу к груди.
– Пожалуйста, мама! – Я медленно опустилась на колени, прерывисто дыша и сжимая в ладони блистер, словно холодное оружие. – Пожалуйста…
Она сильнее надавила кончиком лезвия на запястье, и капля крови выступила из вздувшейся вены. Достаточно было микродвижения, чтобы разорвать ее полностью.
– Пожалуйста, не делай этого, – меня всю колотило, руки тряслись, – не надо так с собой… я могу умереть, я могу…
– Отдай их мне! – закричала мама, как безумная, угрожая вспороть себе кожу.
И я… почувствовала, как разбивается моя душа. Услышала звон стеклянной крошки, подгоняемой ураганным ветром, а потом – грохот распадающегося на осколки хрустального мира.
Я сломалась там, перед ней, перед этой женщиной, которая любила меня и которая, возможно, мало любила себя. Ее глаза умоляли меня и ненавидели, она хотела дать мне все, но теперь в ее глазах ничего не было.
И тогда я поняла, что любовь измеряется не силой хватки, а мужеством ее ослабить. Капитулировать не означало прислушаться к тем, кто пытался мне помочь, капитулировать означало бояться все эти годы потерять ее, когда на самом деле ее уже давно со мной не было.
И если до этого момента я была слишком отчаявшейся, чтобы стать смелой, то теперь кое-что наконец поняла.
Мне не нужно быть жрицей или повелительницей, чтобы совершить чудо. Магия – в силе любви.
Я отвезла ее туда через несколько дней.
Мама не понимала, куда мы приехали, даже когда мы вошли в двери центра. Слишком отрешенная, она не заметила, что это не приемная врача, к которому она меня привезла, потому что я пожаловалась на странную боль в животе. Я несколько раз звонила в этот центр и написала пару писем, в которых рассказала о проблеме, поэтому, когда я назвала свою фамилию на ресепшен, к нам очень быстро вышли доктор с медсестрами.
Они подошли к маме с доброжелательной решительностью и бережно подхватили под локти, когда она зашаталась на своих слабых ногах. Их прикосновения вернули ее к действительности. И подозрение ожесточило ее, когда она встретилась с моим виноватым взглядом.
– Мирея, что…
– Пожалуйста… – Я не смогла к ней прикоснуться. Только смотрела на нее: ключ от машины в руке, тело маленькой девочки, пытающейся быть сильной. Мой голос стал молитвой, которая умерла во мне на долгие годы. – Пожалуйста, мама…
– Что… Не трогайте меня! – прокричала она, так резко выдергивая локоть, будто от этих людей исходила страшная опасность. – Уберите руки! Мирея!
– Мама, ты должна остаться здесь. – Мои глаза наполнялись слезами, пока медсестры толпились вокруг нее, оказывая поддержку, которую она отвергала, словно ей подносили яд. – Ты должна остаться. Сделай это ради меня! – Мой голос треснул, и она перевела остекленевшие зрачки на меня и как будто не узнала. – Умоляю…
Не имея права ее заставлять, я упрашивала. В государственные клиники из-за больших очередей невозможно было попасть быстро, а мама не могла ждать. Я изучила информацию о «Карлион-центре» и отзывы о нем и пришла к выводу, что здесь практиковался очень гуманный подход к пациентам и их родственникам, и тех и других старались понять и поддержать на всем протяжении восстановительной программы. Именно поэтому я его и выбрала.
Я делала это ради нее, чтобы ей стало лучше, но она была взрослой женщиной, и никто не мог удерживать ее здесь насильно.
Если бы она решила уйти, ей не стали бы препятствовать.
– Я хочу тебе помочь, – прошептала я, и от прикосновения чужих рук она зашипела, как будто обожглась. Солнцезащитные очки упали на пол. Она извивалась, оскалившись, а я продолжала говорить с ней слабым голосом: – Обещаю, что я это сделаю: найду работу, накоплю денег тебе на лечение.
И она закричала, отбрасывая от себя руки медсестер, которые тянулись взять ее за запястья.
– Я справлюсь, мама. Чудо произойдет. Обещаю тебе.