Я скорее умерла бы, чем призналась, что заблудилась на улице, носившей его имя, что существуют татуировки, которым не нужны чернила, потому что они выбиты глубоко под кожей.

Как признаться, что Андрас вошел в меня со всем своим хаосом, с разбитыми руками и глазами, ясными, как лучи света? И я такая же сумасшедшая, как и он, потому что желала его. Я такая же потерянная и падшая, как и имя, которое он носил. Я решилась на невозможное и сознавала это, потому что не могла покорить небо его глаз, не ожидая, что он все у меня отнимет.

В его глазах был рай.

И, возможно, в глубине души я не так уж сильно отличалась от него.

– Жаль, – саркастически пробормотал он, – мне нравится смотреть, как люди умоляют.

И в следующую секунду он впился в мою шею. Я застыла, онемев от пронзившей меня до кончиков пальцев ног дрожи. «Прекрати!» – хотела сказать я, но с моих губ сорвался лишь прерывистый вздох. Я впилась ногтями ему в плечи и крепче обхватила его ногами. «Ты меня убиваешь».

– Андрас… – умоляюще простонала я, и его пальцы откинули мои волосы назад, чтобы открыть шею. Он держал меня за затылок и яростно терзал горячим языком и губами одно и то же чувствительное место, а из моего приоткрытого рта вырывалось порывистое дыхание.

– Андрас! – повторила я, пытаясь его остановить.

Но в то же время бедра мои дрожали, колени раздвигались, а голос превращался в тихий хрип. Сердце кружилось, как комета. Из моей груди вырвался долгий выдох. Я старалась не терять ясности сознания, несмотря на его обволакивающий запах, на то, как наша одежда терлась между нами и как его наглый и нетерпеливый, как у животного, язык разжигал во мне желание. Он прикусил шею, вырвав из меня стон. В порыве возбуждения я схватила его руки и оторвала от себя.

Андрас поднял глаза, когда я оттолкнула его и по инерции качнулась. Порывисто дыша, я прижала его руки к дивану, моя шея была влажной от его поцелуев. Я просто крошечная по сравнению с Андрасом и не могу тягаться с ним в силе, но иногда мне удавалось застать его врасплох, сократить разрыв и одолеть громаду его тела.

– Остановись… – сердито прошептала я, задыхаясь.

Я с трудом удерживала вертикальное положение и не могла унять дрожь в ногах. Жгучая пульсация пробегала по нервам, пробираясь по истомленной плоти бедер к низу живота. Я разгорячилась и стала невыносимо чувствительной к его прикосновениям. Никто никогда не вторгался в мое личное пространство с такой бесцеремонностью, с такой мятежной дерзостью, способной распалить меня до предела. До сих пор никому не удавалось прикоснуться к чему-то внутри меня, пробраться между скалами души и разлить там сияние, поднять бурю, сверкнуть молниями в моих расколотых небесах.

Но, казалось, он послан именно для этого – побудить меня прикоснуться к прекрасным вселенным, а затем снова бросить в мир хаоса. И мне хотелось остановить его, обернуть вокруг него все его несчастья и запереть в измерении, где эмоции не существуют; где он не мог причинить мне боль, не мог дотянуться до меня или прикоснуться, где его глаза не сумели бы высечь во мне чувство, которое я никогда не осмеливалась назвать по имени.

– Чего ты хочешь? – Его ироничный взгляд скользнул вверх, чтобы встретиться с моим.

– Чтобы ты перестал это делать.

«Все это.

Перестань вторгаться в меня, перестань отравлять мою кровь.

Перестань смеяться, называть меня зверюшкой, по-дурацки дразнить меня и выводить из себя. Перестань манить меня своим сиянием, перестань вспоминаться мне с сестрой на руках и улыбающимся на фоне сверкающей елки.

Ты восстанавливаешь руины на месте моего сердца, и я никогда тебе этого не прощу».

Я незаметно сглотнула, и мои пальцы задрожали. В груди звучала столь печальная увертюра, что она казалась гимном капитуляции или сигналом к битве, проигранной с самого начала.

Правильнее было связать Андраса, засунуть кляп ему в рот и надеть намордник, чтобы обезвредить, но у меня были только руки.

В отчаянье я водила ими по его коже. Коснулась больших мозолистых ладоней, а затем, не понимая, что делаю, раздвинула его пальцы своими.

Андрас наблюдал за мной. Его глаза изучали меня так настороженно, настолько внимательно, что это казалось враждебным. Он впивался в меня взглядом, будто пытаясь понять мои намерения. Я снова увидела ту жгучую неприязнь, то острое, инстинктивное чувство, которое предостерегало меня от действий.

– Я думал, ты ненавидишь до меня дотрагиваться, – пробормотал он, плохо скрывая это чувство за язвительным тоном, но я не ответила на его провокацию.

Впервые я этого не сделала. Потому что каждый раз, когда он переставал ко мне прикасаться и просто смотрел на меня, я чувствовала ясное, как свет, безумное, бессмысленное желание быть чем-то: крошкой, частицей, жалким осколком блестящего, пугающего хаоса, который он рождал во мне.

И я поняла, что он имел в виду раньше. Имя – важная штука, потому что оно способно многое изменить в этом мире.