– Может быть, потому, что ты только и делаешь, что создаешь мне проблемы, – упрямо ответила я, – с тех пор как я тебя встретила!

– Да неужели? – Он подошел еще ближе и теперь, казалось, дышал моим воздухом. Атмосфера накалялась, и я с большим трудом заставила себя проигнорировать внутренний сигнал тревоги, велевший мне как можно быстрее увеличить дистанцию между нами. – Почему бы тебе не рассказать, как я разрушил твои маленькие мечты? – Теперь он издевался над моим стремлением защищать и отстаивать свои права.

– Может быть, виной всему твоя дурная башка? – Я сильнее надавила на кончик пальца и передразнила его издевательский тон, чтобы укусить, заставить его глаза сиять раздражением. – Не говоря уже о твоем таланте заводить друзей, – добавила я, намекая на «приятное» ночное происшествие. – Но, наверное, в этом тоже есть какая-то ирония, да?

Я убрала палец и отступила, продолжая яростно буравить его глазами, но Андрас схватил меня за запястье и больно дернул на себя, так что я даже вскрикнула. Он снова навис надо мной, как и минуту назад, расстояние между нами было в один вздох.

– Зато ты очень хорошая, да? – прошептал он мне в лицо, и мое сердце забилось быстрее. Дрожь пробежала по телу, когда он с силой сжал мне руку. – Всегда скажешь доброе слово, всегда готова подарить людям свою бесценную нежность.

Он давил на меня, вынуждал отступить, но я стояла неподвижно и твердо, слишком упрямая, чтобы сдаться.

– Ты в клубе уже больше недели, и за это время ни к кому не проявила ни капли уважения или дружеской симпатии. Где твое человеколюбие? В чем благородство твоей души? Помогать тому, кого презираешь, чтобы не чувствовать себя виноватой? Вау, какое чистое у тебя сердце!

Казалось, ему нравилось наблюдать, как его слова оседают на дне моих глаз.

– Ты приходишь сюда и пытаешься учить меня жить. Строишь из себя непогрешимую, а сама смотришь на людей через одну-единственную линзу, которая у тебя есть, – через презрение. И ты думаешь, что сильно отличаешься от меня? – Он поднес мою руку чуть ли не к своему лицу, чтобы показать мне, какая я маленькая и беспомощная, и дуновение этих слов коснулось моей ладони. – Прости, зверюшка, – выдохнул он, и в его исполнении это прозвучало как ласковое обращение, – но это не так.

Я продолжала смотреть на него, поджав губы; меня трясло от гнева, щеки горели. Андрас ничего обо мне не знал. Он не знал, через что мне пришлось пройти, он не знал, что сделало меня такой и почему мое сердце стало таким, какое оно есть сейчас. Но если мне было стыдно за саму себя, то Андрас не стеснялся показывать миру себя настоящего.

– Я не такая, как ты.

Я попыталась выдернуть руку, и он ее отпустил.

Нет, я никогда не пойму, что творится в его душе. Никогда не узнаю, из чего соткана тьма в его глазах.

Но если опыт меня чему-нибудь и научил, так это узнавать тех, кто, как и я, пытался победить жизнь и вышел из битвы побежденным.

Я отвела глаза и пошла прочь. Однако у двери я остановилась. Поколебавшись, обернулась и сразу нашла его глаза своими.

– Почему помогла тебе, я знаю. А ты почему мне тогда помог?

Андрас молча смотрел на меня с застывшим лицом. Напряженность в его взгляде была единственным ответом, который я получила, уходя.

Всегда одна и та же сцена.

Всегда один и тот же момент.

В тишине – мое учащенное дыхание.

В полутьме – лишь стук моего сердца.

Под коленями я чувствовала твердый пол. Лишь это ощущение привязывало меня к миру, который больше не казался реальным.

В тот навсегда запечатленный в моей душе момент единственным проблеском света был металлический блеск в нескольких метрах от меня.

И ее глаза.

Лихорадочные искорки внутри безумных зрачков.

Эти глаза уже давно были не ее глазами.