Я не готова к этому. И, может быть, никогда не буду.

Я судорожно сглотнула и, не в силах произнести ни слова, повернулась и намеревалась сбежать, как трусиха.

Я схватила свитер, туфли и, надеясь, что ничего не забыла, лихорадочными пальцами вцепилась в дверную ручку.

– Мирея…

Его голос остановил меня. Я чувствовала, как он ползет по моей коже, словно воспоминание, которое никогда не исчезнет.

Когда я обернулась, его сумрачный взгляд уже ждал меня.

Его глаза, жесткие и непроницаемые, смотрели прямо в меня.

В меня, которая только что прикасалась к нему, глазами молила его о поцелуе, которая поставила елку в его доме, как будто в этом не было ничего пронзительно личного.

В меня, которая всякий раз спотыкалась о его близкое дыхание, которая ненавидела его за то, кем он был, но желала его по той же причине.

В меня, которая, как в ловушке, всегда застревала в его зрачках, испытывая чувство, похожее на ненависть или обиду, а иногда на что-то совсем иное.

– Ты никогда не задумывалась, почему ураганам дают женские имена?

Не только женские имена.

Я не могла перестать об этом думать. Я прекрасно знала, что ураганы часто называют и мужскими именами. Однако небольшого исследования оказалось достаточно, чтобы обнаружить: самые разрушительные в истории носят женские имена. В прошлом такие стихийные бедствия называли исключительно женскими именами, что, по мнению метеорологов, объяснимо, учитывая непредсказуемую природу штормов. Вера моряков в то, что женщины приносят неудачу в море, только укрепляла эту традицию.

Я посмотрела на Олли, которая сидела на диване рядом со мной и грызла хлебную палочку.

Трудно поверить, что такое маленькое существо может посеять хаос или стать причиной какой-либо трагедии пострашнее нытья и слез. Ее личико было воплощением невинности, когда она смотрела на экран телевизора, где прекрасная грустная девушка посреди лунной ночи превращалась в великолепную белую лебедь. Я поставила для Олли старый мультфильм, который сама часто смотрела в детстве, – «Принцессу-лебедь». Увидев диск на полке, я сразу его схватила. Принц Дерек был жалким дурачком, а вот Одетт мне очень нравилась, возможно, потому, что у нее были светлые волосы, кроткий нрав и мягкие манеры, она напоминала мне маму.

Скрестив ноги и наблюдая, как елка сверкает в лучах дневного света, я вспоминала те времена, когда смотрела этот мультик дома в Малверне. В детстве мир казался мне сказочной поляной, а жизнь – испытанием, которое нужно пройти с мужеством и нежностью в сердце. Я представляла себя такой же милой и полной надежд главной героиней сказки, которая сумеет преодолеть все препятствия на пути к счастью и чья история увенчается радостным концом и будет названа ее именем. Судьба, думала я тогда, уготовила мне тайный путь, ведущий к любви, преодолевающей все трудности и несчастья.

Возможно, это маленькое, искреннее желание все еще пульсировало под дырявой защитной броней рано повзрослевшей молодой женщины, которой я была сейчас.

Олли откусила еще один кусочек от палочки, когда Дерек, не сообразив, что перед ним не Одетт, а ее двойник, признался в любви лжепринцессе и угодил в ловушку коварного мага Ротбарта. Пока прекрасная лебедь падала с небес на землю из-за этой смертельной ошибки, в квартире у верхних соседей раздался взрыв смеха.

Собирались родственники, приходили в гости друзья, все обменивались подарками под звон бокалов с золотистым вином… Рождество – ностальгия, приставшая к коже, его так же легко ненавидеть, как и любить.

Я собиралась провести праздничный вечер с двухлетней девочкой в гостиной у парня, который вызывал во мне пронзительные эмоции. Свернувшись калачиком на диване, я, этакая упрямица, не признавалась себе в том, что мое тело пропиталось его запахом, сердце живет в глупом ожидании новой встречи, при мысли о нем в душе поднималось волнение. В воздухе как будто еще витало мягкое эхо нашего дыхания. Жаркие поцелуи, переплетенные языки, его палец у меня во рту, прерывистые стоны, покачивающиеся бедра…

Я прикусила губу. Наверное, я должна чувствовать себя опустошенной, отчаявшейся, закрытой от мира глухой стеной. Однако внутри меня что-то пульсировало, словно маленький огонек, который рассеивал печаль, искорками отражался в серебряных руинах моей души, а кровь была горячим глинтвейном.

Было что-то особенное в том, что я позволила ему сделать и как он ко мне прикасался. Я вспоминала, с какой жадностью его руки сжимали меня, с какой настойчивостью они меня искали, и сейчас я не могла думать ни о чем, кроме его прикосновений.