— Я сегодня же выезжаю в Москву, — решительно объявил Александр, — а вы пока протелеграфируйте в оргкомитет этого матча, что я подъеду. Готовьте мой поезд…

Личный поезд российского императора назывался «Вагон №1» и состоял он из десяти вагонов. В том числе там числились — спальня императора, рабочий кабинет, салон для приемов, кухня, столовая, детская, вагон для прислуги, вагон для поездных работников, вагон для свиты и багажное отделение. Все это было, естественно, отделано лучшими мастерами империи красным деревом, серебром, кожей и модным на тот момент французским биметаллом.

Императрицу Александр с собой звать не стал, у нее случился внезапный приступ мигрени, а взял только среднего сына Георгия.

— Посмотришь на умных людей, — сказал он ему, — к тому же других национальностей — это должно быть близко к твоему профилю работы.

— Да-да, — отозвался сын, уже немного посвященный в цели внезапной поездки, — Стейниц же, кажется, из Чехии, а Ласкер из Польши… бывшей Польши, сейчас там Пруссия командует.

— Но оба они евреи, — усмехнулся царь, — среди евреев очень много умных людей, не мудрено, что чемпионство в самой умной игре разыгрывают они.

— Но ведь Стейниц, кажется, заболел, — продолжил тему Георгий, — я читал в газетах, что у него что-то вроде тропической лихорадки…

— Решим вопрос на месте, — рубанул воздух ребром ладони царь, — чемпионат должен состояться при любой погоде… в смысле в любом случае. Про Чигорина слышал что-нибудь?

— Да, читал… это русский шахматист, два раза играл на первенство мира, оба раза проиграл — верно?

— Все так, Жорж, — ответил царь, когда они уже сидели в столовой и ужинали, чем бог послал, — два раза играл и два раза проиграл, все тому же Стейницу. Сейчас я попытаюсь поставить вилку организаторам, как говорят шахматисты — раз уж все собрались, а одного участника нет, давайте заменим его на предыдущего претендента… на Чигорина то есть.

— Отличный ход, папа, — улыбнулся Георгий, — русский чемпион мира нам не помешает.

— Да, — вспомнил Александр о служебных обязанностях сына, — как у тебя продвигаются дела с национальным вопросом, расскажи…

— Все сложно, папа, — тяжело вздохнул тот, — в России черт ногу сломит с этими национальностями… мне справочку составили — всего их у нас 152 штуки, которые на своих языках говорят. Особенно сложно с кавказскими народами, там два соседних села, бывает, по-разному разговаривают. Хорошо шведам или датчанам — у них одна нация на всю страну…

— Согласен, что сложно, — ответил царь, — только ведь простой жизни никто и не обещал. Кстати — если ты уж вошел в курс дела, может, скажешь, что у нас с украинцами-малороссами происходит?

— Ничего серьезного в этом направлении я не увидел, — ответил Георгий, помешивая серебряной ложкой чай в стакане с серебряным же подстаканником. — В отличие от поляков или евреев. Живут на своих хуторах, поют хуторские песни, носят вышитые рубашки… никаких политических требований от них как будто не исходит.

— А что у них с языком? — уточнил император, — требуют, чтобы люди говорили на их украинском?

— Я немного окунулся в эту тему, — Георгий уже закончил пить чай и разлил по рюмкам шустовский коньяк, — еще при дедушке Александре были изданы два указа, в семидесятых годах, Валуевский циркуляр, по нему ограничивалась печать книг на украинском, а затем Эмсский указ — он распространял действие предыдущего документа на театральную и музыкальные сферы. Тексты песен и либретто спектаклей теперь на русском надо писать.

— Если честно, Жорж, — ответил царь, махом выпив рюмку коньяка, — то я считаю, что различий между русским и так называемым украинским языком мизерное количество. Внутри России есть говоры, отличающиеся гораздо больше, у поморов, например, или у казаков. Но что-то я не слышал от них требований закрепить эти языки законодательно… опять же австрийцы воду мутить начали в этом направлении — слышал что-нибудь?

— Еще рюмку, папа? — взял бутылку в руки Георгий.

— Пожалуй, хватит… — оценил остаток жидкости в сосуде Александр, — после того чудесного исцеления я сам себе дал зарок — не больше ста грамм в день… не хочется скатываться в алкоголизм.

— Ну а я себе зароков не давал, — ответил сын, наполнив фужер наполовину, — но умеренность в потреблении горячительных напитков это хорошее дело, — и он убрал бутылку в шкаф с вензелем императорской короны. — Так вот, про австрийцев… было одно сообщение в «Сове»…

— Где-где? — не понял император.