Патронов больше не было. Вера попыталась стрелять из немецкого автомата, но и он пуст. С тяжелой рацией за спиной она с трудом приподнялась и увидела, что Груздев стоит во весь рост. Бледный, скривив рот, преодолевая головокружение и боль, он, медленно поднимая пистолет, шел прямо на двух немцев, бегущих к нему через полянку.

Вдруг совсем рядом, со стороны болота, за спинами немцев раздалось «ура!», ударили наши автоматы.

Немцы растерялись, остановились, попятились.

И, точно поддерживая контратаку, как артиллерийский залп, грянул взрыв на железной дороге. Мощным громом прокатился он низко над деревьями. В следующее мгновение мертвая тишина воцарилась в лесу.

В лагерь ворвались Сочнев и Митя.

— Вперед! — властно командовал Сочнев.

— Вперед! — исступленно вторил ему Митя.

— Вперед! Ура-ра!.. — подхватили партизаны.

И немцы побежали. Слышно было, как, панически перекликаясь, оставляя убитых, бросая оружие, бежали они назад к хуторам. А со стороны железной дороги им вдогонку доносились все новые и новые взрывы нарастающей силы — горел эшелон, рвались боеприпасы. И небо над лесом светилось неровным светом зарева.

Негромко переговариваясь, партизаны возвращались в лагерь, сваливали у костра трофейное оружие. Фельдшер, стоя на коленях, мастерил носилки для Груздева. Двое в стороне рыли могилу, чтобы похоронить обходчика. Вера, примостившись у пня, писала радиограмму, Соня выстукивала позывные. Часовые замерли на посту.

Сочнев еще раз оглядел лагерь, кивнул Очерету, и они быстро ушли к железной дороге встречать Базанова.

Группе предстоял обратный путь…

Я вспомнил об этом случае, когда, перелистывая страницы «Истории Великой Отечественной войны», прочитал, что партизаны уничтожили тысячи эшелонов противника с живой силой и боевой техникой.

Всего один случай из тысяч. Крошечный кусочек истории. Одна строчка радиограммы. Но ведь это частица вашей жизни, товарищи моей юности, комсомольцы сорок первого года!

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Ненавижу семейные торжества. Почему я обязан тащиться к черту на кулички, чтобы торчать в шумной компании, где все в три раза моложе меня, изнемогать от одних и тех же дружеских острот по моему адресу?! Это любопытно только в первые пятьдесят лет. И зачем, спрашивается, присылать за мной провожатого! Вежливость, видите ли!..

Юноша стоит у двери, молча слушает мое брюзжание и не сводит с меня неумолимого взгляда. Еще этот галстук, к которому ни когда не мог привыкнуть. Дурацкая мода!

Впрочем, я прекрасно знаю, что злюсь на себя потому, что всегда с нетерпением жду этого дня, а когда он наступает, боюсь, что на сей раз меня забудут позвать. Ведь время идет, и люди многое забывают, очень многое!..

Мы выходим на вечернюю улицу. Фонари еще не зажгли, и юноша осторожно поддерживает меня под локоть, будто в июле может быть гололед.

— А я вас не знаю, молодой человек! — через некоторое время говорю я и останавливаюсь, не из-за одышки, конечно, а только для того, чтобы его разглядеть.

Он совершенно не смущается. Этакий коренастый, солидный парень в очках. Типичный штангист.

— Мы с Олесей на разных факультетах, — снисходительно поясняет он басом. — И сегодня я впервые иду в их дом.

— Ну и шли бы! Я при чем?

— Олесе очень хотелось, чтобы перед этим я встретился с вами.

— Проводить?

— Нет, чтобы поговорить.

Ага, значит, кое-что все же ей дорого.

Так как я не отвечаю и все еще не двигаюсь дальше, он, видимо, считает себя обязанным продолжать разговор:

— Олеся рассказывала, что познакомилась с вами ровно двадцать три года назад.

— Да, тогда меня вот так же насильно вытащили из дому! — раздраженно говорю я. — Такой же незнакомый, самоуверенный молодой человек. Почему-то люди считают, что семейный врач — это ишак, раб, обреченный до последнего вздоха жить чужими интересами.

— Семейный врач — доисторическое понятие, — замечает юноша. — Как цирюльник. Или алхимик.

Я взрываюсь:

— Доисторическое! И вы собираетесь стать врачом! Специалистом по левой ноздре!

Я разражаюсь саркастическим смехом. И быстро иду вперед. У меня еще достаточно сил, чтобы загонять подобного молокососа. Вот молодая смена. Новое поколение врачей с кибернетической диагностикой. При этом можно даже и не видеть больного, не слышать его голоса. Кривые. Диаграммы. Формулы. Семейный врач! Разве этот юноша может понять, как дрогнуло у меня сердце в ту глухую ночь, двадцать три года назад, когда я услышал эти два слова. Семейный врач! Разве ему это интересно? Ну, конечно, он хватает меня под руку. Он отлично воспитан.