Мне завидно, как ловко работает Гульшен, какая она сильная. Эх, если бы у меня так получалось.

Трах-трах… Это шум "Победы" Койли. С машиной случилась какая-то неполадка. Звуки, которые доносились до нас были похожи на ружейные выстрелы.

Гульшен вытерла засученным рукавом пот со лба и проговорила:

— О, шалопутный приехал!

— Он от безделья не знает куда деть себя, — зло ответил я.

— Ого, а язык-то у тебя остер стал, — засмеялась Гульшен.

Грохоча и урча, подняв клубы пыли, "Победа" Койли остановилась рядом с нами. Как только пыль осела, Койли вышел из машины, широко расставляя ноги. Лукаво улыбаясь он поздоровался:

— Не уставать вам, товарищи!

— Будь здоров, Койли-ага — ответила Гульшен, ловя брошенный мной арбуз. Держа руки за спиной, Койли постоял некоторое время, наблюдая за нашей работой.

— Вот заехал повидать вас, красавица Гуль, — сказал Койли, видимо ожидая услышать "Хорошо сделали". Но я опередил Гульшен.

— Ох, Койли-ага, мы и без вас все выгрузили. Зря только бензин проездили.

Койли сощурил свои красноватые глаза и зло посмотрел на меня:

— Эй, сын Чаирчи, я свой бензин жгу, а не твой. И потом, хочу посмотреть как вы тут работаете. Знаю я вас, не присмотри, тут же норовите сбежать с работы. Вот и сейчас, наверное, Гуль тебя из-под палки заставляет работать. Если на тебя только надеяться, то и завтра эти арбузы будут гнить под солнцем. Не так разве, красавица Гуль?

Гульшен стала поддакивать Койли:

— Ну, конечно, Койли-ага.

Почувствовав поддержку Гульшен, Койли напыжился еще больше. Вдруг он увидел разбитые арбузы, которые небольшой горкой лежали рядом.

— Эй, сын Чаирчи, ты разбил арбузы?

— Да, я.

— Ага, очень хорошо, — обрадовался Койли, что нашелся повод прицепиться ко мне. Вытащил из нагрудного кармана своего грязного кителя блокнот и карандаш. Нашел мою фамилию: — Если ты их разбил, придется удержать их стоимость из твоего сегодняшнего заработка. Я не могу допустить, чтоб так расточительно относились к государственному имуществу, — сказал он наставительно.

Гульшен, нахмурив брови и подбоченясь, в упор смотрела на Койли.

— Койли-ага, эти арбузы разбила я. Удержите их стоимость из моего заработка.

— Ой, разве так, красавица Гуль? — захихикал Койли и облизал потрескавшиеся губы. — Ну что ты, разве можно тебя лишать заработка? Бог с ними, с двумя разбитыми арбузами. Арбузов тут, как камней в степи. Да стоит ли вообще из-за этого огород городить!

Гульшен проговорила, не меняя тона:

— И потом, перестань называть его сыном Чаирчи. У его отца достойное имя и нечего трепать языком.

— Ой, ой, что тут обидного. Если твой отец полол чаир[37], то и тебя будут называть "сыном чаирчи".

Койли залился мелким смешком, но Гульшен оборвала его:

— Но ваш отец, говорят, на базаре торгует насом[38]. Как же вас называть?

Я рассмеялся. Жирное, белое лицо Койли стало ярко-красным. Нахмурившись и ворча себе под нос, он направился к машине. И в этот момент сзади послышался громкий окрик: "Койли!" Это был голос Алтыхан-ага, который спешил к нам на Йылдызе. Увидев его, Койли так растерялся, словно был уличен в воровстве, и остановился, выпучив глаза; он явно не ожидал встретиться с Алтыханом.

Уезжая на другие поля бригады или на центральную усадьбу колхоза, Алтыхан-ага оставлял Койли вместо себя и каждый раз строго наказывал не отлучаться никуда из бригады, пока он не вернется. Но едва Алтыхан-ага скрывался с глаз, как Койли начинал "председательствовать". Заложив руки за спину, он проверял, кто и как работает, стараясь найти любой повод для замечаний. Чаще всего садился на свою "Победу" и ехал туда, где работала Гульшен.

Алтыхан-ага давно хотел избавиться от своего заместителя и взять в помощники кого-нибудь другого, но Койли каждый раз умолял его: "Не сердитесь на меня. У меня дети, каждый рубль дорог, пока сироты не встанут на ноги!". Алтыхану-ага становилось жаль его, и он опять оставлял Койли на прежнем месте. Еще помощник бригадира был мастак писать и считать, а зрение у Алтыхан-ага с возрастом ослабевало.

— Здоровья вам, верблюжата мои, — обратился ко мне и Гульшен подъехавший Алтыхан-ага.

Обычно так обращаются к мужчинам, но наш бригадир говорит "верблюжата мои" и девушкам, и женщинам.

— Будьте здоровы, Алтыхан-ага, и вам не уставать, — ответили мы одновременно. Только Алтыхан-ага повернулся к Койли, чтоб спросить: "А ты что тут делаешь?", как тот затараторил, недаром говорят, что лучший способ защиты — нападение:

— Алтыхан-ага, я подумал они не успеют до конца дня обернуться с разгрузкой и поехал им на помощь.

— А что же ты тогда хотел сесть в машину и бежать?

— Да, я подумал, что вы ругать будете… — ответил Койли заискивающе и опять захихикал.

— Да разве я буду ругать, если ты работаешь, Койли-хан. Помогай выгружать. Я тебе мешать не буду.

Разозлившись, что его поймали, и вынужденный работать вместе с нами, Койли надулся и замолчал.

Только Алтыхан-ага уехал, как он плюхнулся на песок, сказав, что у него болит поясница. Ясно, что от того, кто никогда не работал в полную силу, толку мало. Да и не нуждались мы, честно говоря, в его помощи, лишь бы не мешал. Пока мы выгружали арбузы из тележки, он болтал без умолку.