— Возвращайся с честью, сынок…

И словно со спины моей скатился огромный валун. На душе стало легче. Я шел с нею рядом, обняв узкие, худенькие, как у девочки, плечи, и искоса заглядывал в печальные глаза. Сейчас она уже не плакала, видно, жалела меня. Она выглядела даже спокойной, хотя я понимал, как достается ей это внешнее спокойствие. Впрочем, быть может, воодушевление толпы и общая торжественно-тревожная атмосфера подействовали и на нее?

Я остановился, обнял ее еще раз и сказал:

— Не беспокойся, я вернусь, мама. И ты не будешь за меня краснеть…

Она ответила, чуть отстранившись:

— Спасибо, сынок. Ступай… И да поможет тебе аллах.

Сейчас голос ее дрогнул, глаза увлажнились. Я и сам едва сдерживал слезы. Вскочив на коня, я чуть пригнулся к маме и сказал последнее, о чем подумал в эту горестную минуту:

— Береги Хумаюна-джана, мама…

И, влившись в колонну всадников, пришпорил коня.

Глава вторая

В ГОРАХ СУЛЕЙМАНА

1

Горы Сулеймана! Величественные, гордые, седоглавые горы, познавшие столько тайн, видевшие столько событий! Ни тревоги истории, ни буйства природы не коснулись их, из века в век хранят они свою таинственную красоту, равнодушные ко всему, что их окружает.

Поднимись к вершине, закричи во все горло — никто и ничто не отзовется, кроме твоего же собственного голоса, который, подобно бумерангу, вернется к тебе гулким эхом. И вокруг тебя — лишь острые скалы, отвесные обрывы, бездонные ущелья… О аллах, да ступала ли здесь хоть когда-то нога человека, есть ли здесь хоть какое-то подобие жизни?

Так думал я, когда шел глубоким, как колодец, ущельем.

О суровости гор Сулеймана много рассказывал мой дед еще тогда, когда мы жили в Туркестане. Вечерами, бывало, за чаем, он вспоминал родную природу и с особым восхищением говорил о величии гор.

И вот наконец я вижу их своими глазами.

Приближался вечер. Узкое ущелье, то выпрямляющееся, то извилистое, змеилось средь горбатых гор и постепенно погружалось во мрак. Весна была в разгаре, однако здесь, меж камней, все еще сохранялась прохлада, а ночами даже подмораживало и пронзало холодным ветром.

Но, разгоряченные быстрым шагом, мы не чувствовали стужи.

Впереди шел высокий, сухощавый Хайдар-ага. На плече у него висела винтовка, за спиной — вещевой мешок. Он опирался на увесистую палку, но легкая, молодая поступь не вязалась с почти седой окладистой бородой, свисавшей на грудь. И лицо его, хоть и далеко не молодое, не говорило об усталости, лишь тюрбан по краям чуть потемнел от пота.

А я шел следом за Хайдаром-ага, едва не наступая ему на пятки. Так же, как на нем, на мне была крестьянская одежда — потертый бархатный жилет поверх белой рубахи, грубые штаны, темный тюрбан и солдатские башмаки. Но усталость сказывалась в каждом моем шаге, хурджун и винтовка словно свинцом наливались, я тяжело дышал, и даже усы мои были влажными от пота.

За своей спиной я слышал тяжелую поступь Асада. Он, кажется, вовсе выбился из сил, потому что, неожиданно остановившись, крикнул:

— Не перекурим ли, Хайдар-ага?

Но тот, не оборачиваясь, возразил:

— Нет, сынок… Если до захода солнца мы не выберемся из этого ущелья, придется всю ночь пролежать на камнях. Потерпи…

И так же бодро, не сбавляя шага, продолжал путь, Я посмотрел на Асада и с шутливым упреком в голосе сказал:

— Если уж ты сам себя тащить не можешь, то сбрось свой груз, и мы понесем тебя на паланкине. Согласен?

Но, судя по молчанию Асада, ему было не до шуток.

Ущелье меж тем становилось все более тесным и шумным. Казалось, вот-вот горы сомкнутся над головами, но вершины их не были видны, — лишь отвесные скалы темнели, отрезая от нас небо и словно лишая воздуха.

И наверное, именно потому, что весь день мы пробирались по сумрачным, узким ущельям, душа моя жаждала простора, пространства, беспредельной высоты неба…

— Ну и места! — невольно проговорил я ни к кому не обращаясь. — И как только тут живут люди?!

Но слова мои услышал Хайдар-ага и, обернувшись, ответил:

— Ничего, сынок, и здесь вполне можно жить, лишь бы был покой! Этими же самыми ущельями продвигались и англичане, отсюда били их пушки, и не однажды, а несколько раз за последние годы. Конечно, на первый взгляд все здесь кажется суровым, таящим в себе невесть какие опасности. Но если привыкнуть, — о, тогда нигде больше не захочешь жить!

Тропа стала круто подниматься вверх, каждый шаг давался теперь с еще большим напряжением, и лишь Хайдар-ага вида не подавал, что ему трудно, — шел все также бодро, мерно постукивая палкой.