— Извини, — произносит он, выдавливая неловкую улыбку. — Я ничего такого не имел в виду. Просто… твой хозяин не простой кириец. Но он поступился моральными правилами, начав обучать тебя своему языку. Едва ли за этим стоит лишь праздное любопытство.

Его объяснения не тянут на извинения. И выражение лица его остаётся всё таким же непроницаемым. Словно бы он просто забавляется, провоцируя меня на реакцию.

— Разве твоя работа — задавать вопросы? — спрашиваю я щурясь.

Алекс снова пытается вывернуться. Взгляд его становится игривым, а тон более мягким, флиртующим.

— Нет, конечно. Прости, дорогуша. На сей раз я действительно перешёл черту. Этого не повторится.

— Я надеюсь, — бурчу я и поднимаясь из-за стола.

Больше всего меня смущает, что в такие моменты ему реально удаётся успокоить меня. А позже снова усыпить мою бдительность похвалой за усердную работу. Но где-то в глубине души у меня появляется нехорошее предчувствие. Мы ведь на самом деле совсем не знаем Алекса. Он просто незнакомец из местного аналога даркнета, что поселился у нас дома.

Я боюсь, что Алекс сможет навредить нам с Тенебрисом. Что он расскажет кому-то, что между нами действительно что-то есть. Я не знаю, какие последствия это может повлечь, но инстинктивно понимаю, что не самые хорошие. Этого нельзя допустить.

— Слушай, а ты откуда? — спрашивает вдруг Алекс.

Я долго смотрю на него, пытаясь понять, с какой целью он спрашивает об этом. Наш урок закончился полчаса назад перед ужином. После того вопроса о нас с Тенебрисом, я решила свести наше общение к минимуму. Если Тенебрис задерживается на службе, мы едим молча, а после расходимся по комнатам. Но сегодня Алекс вдруг решил завести светскую беседу.

— Из Сиэтла, — отвечаю в конце концов.

— Круто! А я из Чикаго, — он улыбается мне, чуть прищурив глаза. Я хмыкаю, чтобы хоть как-то показать, что мне не пофиг. — А как ты оказалась на Кирии?

Я шумно вздыхаю вспоминая. Не хочется пересказывать ему всю историю с братом, поэтому решаю ограничиться финалом:

— Я упала с фуникулёра.

— Бедняжка. Должно быть, это было страшно, — произносит он, словно пытается сочувствовать. — А я спрыгнул с моста. Не самого высокого. Но всё равно было страшно. Казалось, что конец мой пришёл. Даже когда очнулся на Кирии, не сразу понял, что всё ещё живой.

Алекс неловко отводит взгляд. Странно видеть его таким… настоящим?

— То же самое, — киваю я. — Подумала, что в ад попала. Но очень быстро поняла, что в аду не может быть лучше, чем в мире людей.

На сей раз наступает момент мне почувствовать неловкость. Я словно бы пытаюсь давить на жалость. Всё-таки разговоры по душам — это не моё.

Он поджимает губы и вдруг усмехается:

— Твоя правда! Я ведь был неудачником на Земле. Ходил по квартирам и продавал наборы ножей. Всё пытался заработать денег. Потом по глупости связался с барыгами. Взял товар, чтобы толкать на районе. Но меня поймали, избили и ограбили. А через месяц барыги пришли ко мне домой. Я пытался объяснить им, что произошло. Но они даже слушать не хотели. Отвезли меня с моста и заставили спрыгнуть вниз. Думаю, хотели показать остальным, как не стоит вести дела.

Алекс откидывается на спинку стула и задумчиво смотрит в потолок.

— И вправду неудачник, — говорю я с кривой усмешкой. — Тебе не приходило в голову, что это барыги подослали к тебе тех грабителей?

— Когда я подумал об этом, уже стоял на том мосту, — в голосе Алекса появляется досада.

Это странно, но после того, как я узнаю его историю, он почти перестаёт бесить меня. Наверное, дело в том, что я теперь понимаю: Алекс такой же, как я. Он не взялся из ниоткуда весь такой заумный. Ему, как и мне, пришлось научиться жить здесь.

— А как ты смог выучить кирийский? — после длительного молчания спрашиваю я.

— Моя первая и единственная хозяйка научила меня, — отвечает Алекс и тяжело вздыхает. — Эта рогатая старушенция была настоящей грымзой, поэтому под старость лет осталась совсем одна. Из-за возраста ей было тяжело выполнять работу по дому, и поэтому я начал помогать ей.

— И так она поняла, что ты разумен? — предполагаю я.

— В точку! — кивает Алекс, поднимая указательный палец. — Она начала учить меня буквально как ребёнка, показывая картинки. Продолжала в течение нескольких лет, постепенно повышая сложность. Она хотела, чтобы в момент, когда она станет совсем немощной, я занялся делами от её имени. Она знала, что это незаконно, но ей было плевать. Она говорила: «Ну и что они мне сделают? Арестуют? Казнят?»

— Похоже, она довольно забавная, — я невольно улыбаюсь. Замечаю, как жилка на его виске дёргается. Но понять, почему мне не удаётся, ведь уже в следующий момент лицо Алекса расслабляется и становится меланхоличным.

— Была, — он поджимает губы. — Три года назад её не стало. Так я стал собственным хозяином. И честное слово, когда обретаешь свободу таким образом, начинаешь совсем по-другому к ней относиться.

Я умолкаю на некоторое время, размышляя над его историей. Значит, Алекс от имени той женщины продал себя Тенебрису. А когда время обучения завершится, он выкупит сам себя назад. Довольно любопытная схема. Хотя и не идеальная.