Домашние пироги, испеченные все той же Ольгой Андреевной, оказались выше всяческих похвал. Зубов уже давно так не наедался. Впрочем, ему и негде было это делать. Еду он никогда не готовил, довольствуясь готовой из супермаркетов. А ее много не съешь: дорого, да и невкусно. С таким удовольствием он не ел с тех пор, как не стало мамы, и, оказывается, успел соскучиться по домашней снеди.

После чая гости стали разъезжаться. Первыми уехали все еще заметно расстроенный Игорь со своей красавицей-женой и недовольной матерью. У Камаева-старшего был Land Cruiser, не очень новый, но безукоризненно чистый. За машиной он смотрит, сразу видно. Его младший брат уехал отдельно, усевшись в новую «Ауди». Да уж, неплохо компьютерщики зарабатывают, ничего не скажешь. Мирон от предложения его подвезти отказался и потопал на электричку, сообщив родителям, что у него встреча с друзьями и вернется он поздно.

Следом засобирались и отбыли Светик с Марией Николаевной и Агафьей. Вера Афанасьевна, уставшая от гостей и впечатлений, ушла в свою комнату, чтобы отдохнуть, Велимира вызвалась помочь матери с посудой, но Ольга Андреевна устало махнула рукой.

– Поезжайте, я сама управлюсь. Алексей, я надеюсь, мы не очень шокировали вас нашими откровениями?

– Меня трудно шокировать, – заметил он.

– Да, я понимаю, вы на службе. Поверьте, все наши гости – прекрасные люди, и это относится не только к семье брата моего мужа, но и к Камаевым.

– По Татьяне Игнатьевне сразу и не скажешь, – не удержался от шпильки Зубов.

– Нет-нет. У Тани непростая жизнь. Ее муж был военным летчиком, точнее летчиком-испытателем. Он погиб во время выполнения задания. Увел самолет подальше от населенных пунктов, чтобы никто не погиб, не успел катапультироваться. Олежеку тогда года не было, а Игорь – подросток еще, тринадцать лет, сразу повзрослел, стал главой семьи. Таня так потерялась от горя, что у него выхода не оставалось.

Так, значит, муж Татьяну Игнатьевну не бросал. Он погиб, оставив ее вдовой. Зубов почувствовал что-то вроде невольных угрызений совести.

– У нее после этого сильно испортился характер. Горе ее ожесточило. Так бывает. Дядя Сава с Нюточкой очень ее поддерживали, это правда. Но к мальчикам он был довольно строг. Игоряшу хоть как-то баловал, а Олежека недолюбливал. Таня до конца так и не оправилась. А Вера Афанасьевна очень ее жалеет. Она сама овдовела вскоре, так что понимала, каково это. Все, молодые люди, разговоры окончены. Отправляйтесь по своим делам, а мне оставьте посуду.

Зубов и Велимира попрощались с Брониславом Петровичем и вышли на улицу. Уже смеркалось. Воздух был по-осеннему прохладным, влажным и отчетливо пах прелью опавшей листвы. Она мягко пружинила под ногами, когда Зубов вслед за Велимирой шел к машине. Нет, ему не хотелось отсюда уезжать. Он остановился, задрал голову в темнеющее небо, подпираемое взмывшими в небо соснами, постарался представить, каково это – жить в таком месте. Нет, не получается.

Вся его жизнь прошла в двухкомнатной квартире обшарпанной пятиэтажной панельки, которую маме когда-то дали как ударнику коммунистического труда. И хорошо, что дали. Спустя пару лет коммунистического труда не стало, как и всего Советского Союза, и квартиры за просто так уже не давали никогда и никому. Хотя почему за просто так. Ради этой квартиры мама много лет отпахала на текстильном комбинате, совершенно подорвав здоровье. Она умерла от болезни легких, которую подцепила на вредном производстве, не получая за это никаких доплат, потому что официально вредным оно не считалось.

После смерти бабушки они с мамой выменяли эту двушку и бабушкину однушку на вполне приличную трехкомнатную квартиру в центре, вот только прожить там Зубов успел лет пять, не больше. Потом жизнь его разбилась вдребезги, разлетелась на тысячу мелких осколков, и он навсегда уехал из родного города, а трешку продал, заложив основу своей жизни в городе на Неве.

Но ни панельная двушка, ни трешка в центре, ни купленная новая квартира, ни то съемное жилье, в котором он обитал сейчас, не шли ни в какое сравнение с особняком в Репино. То, что этот особняк был не построен на неправедные доходы «новых русских», а имел историю в несколько десятилетий, солидную, семейную, связанную с очень достойными, образованными и умными людьми, добавляло этому месту притягательности и особого шарма. Зубов многое бы отдал, чтобы считаться здесь своим. Но такому не бывать.

Ладно. Вернемся к делу.

– У Игоря проблемы, – заметил он, обращаясь к стоящей рядом молча Велимире. – Ты об этом знала?

– Нет. Откуда? Он довольно скрытный человек, да и видимся мы нечасто. В одну компанию не входим, так что встречаемся только на днях рождения. Бабушки и дяди Савы.

– Ты же была в него влюблена, – поддел девушку Зубов.

– Да брось ты, это ж в детстве было. Когда Игорь женился на Дане, я, конечно, как и положено влюбленной девице, проревела всю ночь. А потом выросла.

– А Олега Татьяна правда прочила тебе в мужья?

– Правда. Но ни он, ни я никогда не относились к этому всерьез. А ты что, ревнуешь?

– С чего бы вдруг? – резко спросил Зубов. – Я же не твой настоящий жених, чтобы ревновать. Ты свободная женщина, можешь влюбляться, встречаться и замуж выходить за кого хочешь.

– Конечно, – согласилась Велимира.

Голос ее звучал как-то странно, но Зубову после сытного обеда и нескольких часов повышенного внимания к объектам своего расследования не хотелось думать над дополнительными сложностями.