Дана Камаева, несмотря на обеспеченного мужа, тоже работала, причем юристом, точнее адвокатом, специализирующимся на медицинских спорах. Женщина оказалась не просто красивой, но еще и умной, к праздному времяпрепровождению не стремилась, долгие часы проводила в суде, а вечерами возвращалась домой, к роли жены и матери двоих детей-близнецов, коим недавно исполнилось двенадцать лет.

Как выяснил Зубов, Дана была на два года младше мужа, недавно ей исполнилось тридцать шесть лет, и познакомились они благодаря ее старшему брату, с которым Камаев учился в институте и дружил с первого курса. Сейчас Денис Вертицкий был его компаньоном и финансовым директором фирмы «Монрепо».

Другими словами, строительная фирма была в некотором смысле семейным предприятием, а значит, Вертицкий мог быть в курсе, откуда так вовремя появился миллиард рублей, в прямом смысле слова спасший компанию от банкротства. Однако Вертицкий тоже не совершал ничего предосудительного. Ездил на работу и обратно, вечера проводил со своей семьей, в выходные встречался с Камаевыми. Две пары либо ездили в гости друг к другу, либо вместе отправлялись куда-нибудь развлекаться, предпочитая в качестве локаций Охта-парк или Токсово. Оперный певец Волков ни у кого из них не появлялся.

– Алексей, если убийца Самойлова Камаев, то как он, по вашему мнению, может быть связан с исчезновением Волкова? – спросил у Зубова Костя Мазаев после очередной утренней планерки.

Кончалась неделя, на протяжении которой Зубов ни разу не видел Велимиру Борисову, и настроение у него было хуже некуда. Он и сам не мог объяснить почему, ведь девица, так лихо объявившая себя его невестой, совершенно его не интересовала. То есть интересовала, конечно, но только в качестве свидетеля по делу. А чувствовал он себя хуже и хуже, отчаянно ища повод, чтобы ей позвонить, и день за днем не находя.

– Костя, это же очевидно, – раздраженно ответил он, хотя никакой очевидности в его умозаключениях не прослеживалось. Скорее, они были притянуты за уши. – Камаев, попав в тяжелую финансовую ситуацию, мог поделиться этим со своим дядей. Мы же знаем, что Волков всегда помогал сестре, оставшейся вдовой, и фактически вырастил своих племянников. Савелий Игнатьевич, знавший о том, что Самойлов выставил на продажу картину «Малевича» и бриллианты, мог поделиться этой информацией с племянником, а тот и спланировал хладнокровное убийство.

– И что, Волков так легко согласился на то, чтобы убрать с дороги брата своей жены?

– Если бы легко согласился, то, скорее всего, спокойно жил бы в своей квартире. То, что он исчез, наводит меня на печальную мысль, что Камаев убрал его как свидетеля.

– Родного дядю, который был ему вместо отца? – усомнился Мазаев.

– За миллиард можно и родного отца продать, а не дядю.

– Вы бы продали?

– Я полицейский, а не преступник, – с ожесточением отрезал Зубов. – И на сторону преступника не встал бы никогда. И в такой ситуации, к сожалению, бывал. Не дай тебе, Костя, бог когда-нибудь оказаться перед подобным выбором.

– Простите, Алексей, – извинился Мазаев. Вежливый мальчик, выросший в профессорской семье. – У меня гораздо меньше опыта, чем у вас, но все-таки мне кажется, что Камаев не похож на человека, способного на такое преступление. Скорее, его дядя, узнав о тяжелой ситуации, в которой оказался племянник, тоже продал бы что-то из своего имущества, у него же, как вы говорили, достаточно антиквариата в квартире, или уговорил бы того же Самойлова продать еще и картину Григорьева, чтобы спасти не только Введенскую, но и Камаева. А может быть, два лота и выставили на продажу одновременно именно с этой целью. Закрыть сразу два долга.

– Когда мы познакомились на даче, Камаев сказал, что они никогда не были особо близки, потому что его дядя предпочитал читать нотации вместо реальной помощи. В любом случае на два долга бы не хватило.

– Долг Введенской требовал окончательного расчета, с поставщиками наркотиков шутки плохи, а вот кредит банку Камаев мог бы погасить хоть наполовину. В общем, гадать мы можем до бесконечности.

Следователь Никодимов тоже был против гадания на кофейной гуще, а потому, собрав всю информацию, пятничным утром пригласил Игоря Камаева для беседы. Тот приехал вовремя и выглядел совершенно спокойным. Как сказал бы наблюдавший за его прибытием через окно Зубов, гораздо спокойнее, чем на обеде на даче Борисовых в минувшую субботу.

Надо же, завтра следующая суббота. Уже неделя прошла, как Велимира уехала от него, оставив стоять столбом посредине старого двора-колодца. Оно и понятно, он ей тогда нахамил, причем ни с того ни с сего, просто пестуя какие-то внутренние страхи. Или, увидев двор-колодец у дома, в котором Зубов снимал квартиру, она четко осознала, что нищий мент ей ни к чему?

Господи, о чем он только думает? То, что он ей ни к чему, было понятно с самой первой встречи. Они принадлежат к разным мирам, не говоря уже о двенадцатилетней разнице в возрасте, лишь увеличивающей ментальный разрыв между ними. Настроение у него испортилось еще больше.