Велимира снова больно ткнула его локтем в бок, но он перехватил ее руку и слегка сжал, показывая, что все под контролем, и его хамство – не результат обиды на оскорбительные слова Татьяны Игнатьевны, а тонкий ход в игре, которую он ведет по долгу службы. Бронислав Петрович и Ольга Андреевна, будучи в курсе истинных причин его здесь появления, тоже молчали. И даже Вера Афанасьевна промолчала, видимо как раз считая нанесенное ему оскорбление достаточным поводом для ответа.

– Я видел дядю Саву в понедельник, – с некоторым даже достоинством в голосе сообщил Олег Камаев. – Я, в отличие от Игоряши, человек не занятой.

– Что, совсем не работаешь? – удивился Зубов.

– Почему же, работаю. Я айтишник, причем, говорят, неплохой, что позволяет мне, во-первых, покрывать все свои финансовые потребности, а во-вторых, иметь свободный график и работать из дома. Так что к дядюшке я захожу регулярно. По крайней мере, не реже Мирки.

– И тебе дядя Сава тоже ничего не говорил? Может, он собирался в какой-то пансионат? – с внезапно вспыхнувшей надеждой спросила Велимира.

– Нет. Ничего.

– А он был один? – уточнил Зубов.

Его интерес действительно начинал выглядеть подозрительно, но как вести расследование, если ты не можешь ничего спросить. По большому счету свое представление обо всех членах семей Борисовых и Камаевых он уже составил. Не будет ничего страшного, если правда вскроется и все узнают, что он вовсе не жених Велимиры, а оперативник из Следственного комитета. Однако почему-то ему вовсе не хотелось, чтобы часы пробили полночь и его карета, если можно так выразиться, превратилась в тыкву.

– Нет, у него был Борик, – все с той же готовностью ответил Олег.

Он, вообще, производил впечатление открытого и неплохого парня, в отличие от своего старшего брата, выглядевшего мрачным и нервным.

– И о чем они говорили?

– Да я не особо вслушивался. Я пришел, и тут мне позвонила моя девушка. Мы поссорились накануне, и она долго не брала трубку, так что на звонок я, разумеется, ответил и ушел разговаривать на кухню. Дядя Сава и Борик были в гостиной, а когда я закончил разговор, Борик попрощался и ушел.

– А вы?

– А я остался, и мы с дядей Савой выпили кофе. Он варит совершенно потрясающий кофе. Никто так не умеет.

«Варит», а не «варил». Чуткое ухо Зубова опять отметило эту важную разницу. Да, младший Камаев совершенно точно считает своего дядюшку живым. Подсознание выдает это в разговоре.

– Перед супом надо бы покурить, – заметил Бронислав Петрович. – Мама, ты не против?

– Я против самого факта, что ты куришь, но не возражаю, чтобы все передохнули перед сменой блюд. Оленька, тебе помочь?

– Мне Мира и Маша помогут, – откликнулась Ольга Андреевна.

Велимира и Мария Николаевна тут же с готовностью встали со своих мест.

Курили на крыльце. Вместе с Брониславом Петровичем туда отправились Игорь и его жена Дана, а Олег и Зубов вышли просто так, подышать свежим воздухом. Правда, для этого пришлось немного отойти от крыльца, чтобы не вдыхать клубы дыма.

– Ты не думай, между мной и Миркой никогда ничего серьезного не было, – сказал Олег, когда они оба остановились под сосной и задрали голову в небо, очень яркое и синее, особенно по меркам Питера. – В Игоряшу у нее была детская влюбленность. Она еще мне жаловалась, что он считает ее девчонкой и не обращает на нее ни малейшего внимания. А я всегда был другом и наперсником по играм и шалостям. Мама, конечно, мечтала о том, чтобы породниться с Борисовыми. Имелся у нее такой пунктик. Я не возражал. Мирка мне нравилась. Но она не дала мне ни малейшего шанса. Сказала, что мы слишком разные люди.

– Да я и не думаю.

– Да ладно, я же видел, как ты напрягся. И с Корсаковым она тоже только дружит.

Он напрягся? Да еще так, что это стало заметно совершенно постороннему человеку? А ведь правда, напрягся. Нет, все эти игры в жениховство пора прекращать. Ничем хорошим они не закончатся.

– Гостей еще принимают? – От калитки послышался низкий звучный голос.

Зубов перевел взгляд на его обладательницу – высоченную, крупную девицу с отливающим синевой коротким ежиком на голове и огромными серьгами, оттягивающими мочки ушей. Девица была одета во что-то среднее между лапсердаком и мешком от картошки, причем вся эта хламида состояла из разноцветных заплат. На ногах у нее красовались лакированные ботинки: один бордовый, а другой зеленый, но оба с фиолетовыми квадратными носами. Зубов моргнул и понял, что приехала Ирина Введенская, дочь Самойлова.

Связанная с приездом новой гостьи суматоха улеглась, и все приступили к супу. Он, по замыслу хозяев, был грибной – ароматный, сытный, густой настолько, что ложка стояла. Зубова немного удивляло, что никто не произносит тостов и не дарит подарков, все-таки у Веры Афанасьевны сегодня день рождения, что, собственно говоря, и стало поводом собраться. Он тихонько спросил об этом у Велимиры.

– Бабушка не любит свой день рождения. После смерти деда ни разу не отмечала, сказала, что праздники для нее кончились, а это просто дата, позволяющая собрать всех за одним столом. В обычные дни трудно выбраться за город, особенно осенью, когда закрыт сезон шашлыков, а широко отмечать бабулин день рождения при жизни деда было традицией. Ее сохранили, а вот громкие поздравления и тосты отменили.