– Поехали домой, – попросил он.

Велимира кивнула и молча пошла к своей машине. Он поплелся следом, отчего-то чувствуя себя идиотом.

По результатам визита Зубова к Борисовым наметились новые линии расследования. Во-первых, все внимание следствия было привлечено к дочери погибшего Самойлова, которая явно испытывала финансовые трудности, причем не просто большие, а тянущие на полмиллиарда рублей.

– Долги? – с сомнением в голосе спросил на утренней планерке следователь Никодимов. – Так откуда такая сумма? Она же вроде бизнесом не занимается. Она же этот, как ее, дизайнер одежды.

– Так как наличие огромных долгов у этой дамочки не вызывает сомнения, поскольку она сама в разговоре с Борисовыми и Камаевыми их признала, то вывод только один, – заметил Зубов.

Над поведением Ирины он думал весь вечер и практически всю ночь после того, как Велимира высадила его у подъезда и уехала восвояси. Точнее, большую часть этого времени он думал о самой Велимире, но поймав себя на мысли о девушке, рассердился и переключился на гражданку Введенскую.

Размышления оказались весьма плодотворными. Ирина вела себя как человек, которого «поставили на счетчик». При этом кредит на ней числился только один, и не просроченный, квартира, в которой она жила, была куплена сразу и за наличные, а недвижимость в центре Питера, в которой располагалось ее ателье, она арендовала на год вперед и за коммуналку платила вовремя.

Да и бизнесом, как мудро отметил Никодимов, Введенская не занималась. Свои дизайнерские творения, к слову очень странные, она производила скорее для души, чем для денег. Заказчиков у нее практически не наблюдалось, что не казалось удивительным, стоило только вспомнить ее странные, состоящие из ярких заплат одежки.

И на что она жила? На какие средства купила квартиру, весьма неплохую, не в старом жилом фонде, а в новом современном комплексе бизнес-класса на Черной речке? Опять помог пропойца-отец, продавший парочку бриллиантов, или… Ответ на этот вопрос, пришедший в голову Зубову, оказался таким простым, что он даже засмеялся, что они не додумались до этого раньше.

– Какой вывод? – недовольно спросил Никодимов.

– Наркотики, – поделился своим ночным открытием Зубов. – Эта дамочка занимается торговлей наркотиками и, видимо, попала в какую-то переделку, после чего осталась должна своим поставщикам весьма солидную сумму.

– Ты это сам придумал или реально откуда-то знаешь? – проскрипел Никодимов. Ему не нравились любые версии, если они исходили не от него. – Это тебе твоя телка рассказала?

– Велимира не телка, и она не моя, – ровным голосом уточнил Зубов. Никодимова хотелось ударить так сильно, что даже правая рука в кулак сжалась. Он накрыл ее ладонью левой руки, чтобы удержаться. – И она ничего мне не рассказывала. Она понятия не имеет, чем живет эта самая Ирина Введенская. И к ее делам не имеет ни малейшего отношения. Вы сами-то подумайте, долг в полмиллиарда может возникнуть только в двух случаях. Торговля либо оружием, либо наркотиками. Конечно, стопроцентной гарантии, что Введенская не замешана в торговле оружием, я бы давать не стал, но все-таки ставлю на наркотики. Думаю, что она взяла на реализацию довольно крупную партию товара и пролетела с ней. Уж не знаю почему. Может, украли, может, товар оказался фальшивым, но попала она на весьма солидную сумму. За такое убивают. И только поэтому и пошла на поклон к своему отцу. Знала, что у него остались бриллианты в коллекции, а еще ценные картины, продав которые можно наскрести даже полмиллиарда.

– А когда отец ей отказал, она его убила, а ценности забрала, – подался вперед Костя Мазаев.

– Не все так просто, – покачал головой Зубов. – Мы знаем, что Самойлов сначала обращался к своему ювелиру, у которого обычно продавал бриллианты, а когда узнал, что тот умер, попросил своего родственника Волкова дать объявление на «Авито», предложив там сразу и лже-Малевича, и камни. Это означает, что он согласился помочь дочери, да еще и выставил два лота сразу в надежде, что хотя бы одно объявление да выстрелит. Скорее всего, она его торопила с деньгами, потому что счетчик-то включен.

– То есть ты хочешь сказать, что Введенской было невыгодно убивать отца?

– Получается, что да. И она реально злится, что он умер, не успев ей помочь. Она рассчитывала на эти деньги и их не получила. Именно поэтому она спрашивала, когда можно будет распоряжаться имуществом, оставшимся ей в наследство от Самойлова. Хотя и понимает, что комната в коммуналке и полотно Тимкова ее не спасут. Я бы сказал, что она в отчаянии.

– Надо бы за ней присмотреть, а то пришибут еще ненароком, – заметил Никодимов. – В назидание другим, так сказать. Ладно, Костя, ты свяжись с ребятами из наркоконтроля, расскажи про эту замоту, вдруг им интересно будет узнать, кто из их подопечных может держать под колпаком мадам дизайнершу.

– Она мадемуазель, – механически поправил Мазаев, во всем любящий точность. – Хорошо. Сделаю.

– И не умничай, – тут же взъярился Никодимов. – Знаток французского языка нашелся.

– Еще одна линия, которая требует проверки, – это состояние дел Игоря Камаева. У него тоже вполне ощутимые финансовые проблемы, из-за которых он сильно нервничает. Более того, Камаев предпочел бы сохранить их в тайне. Когда Введенская приподняла завесу над этой тайной, он очень сильно занервничал. Так сильно, что весь побледнел и на лбу капли пота выступили. Я это возьму на себя. – Он покосился на Никодимова. – С вашего распоряжения, конечно.

– Валяй, – соизволил согласиться следователь. – Какой хоть у этого Камаева бизнес?

– Пока не выяснял.

– Плохо, что не выяснял. – Никодимов никогда не упускал случая поставить подчиненным на вид, что они недостаточно хорошо работают. – Мог бы и спросить у Борисовой. Ты же, в конце концов, не на свиданку ездил, а на служебное задание. Или все-таки на свиданку?

Зубов, который всегда чутко реагировал на любые изменения среды, касающиеся личных отношений, невольно отметил, как помрачнела Ниночка Шанина. Странно. Не может же она до сих пор иметь на него виды. Вроде бы они давно уже обо всем договорились и остались друзьями. Впрочем, от женщины можно ждать чего угодно. Реплику следователя он предпочел оставить без внимания. Ну не бить же его, в самом-то деле.