Шрифт:
– Что еще по бриллиантам? Ты выяснил, кто мог знать, что Самойлов хранит драгоценные камни огромной стоимости?
– Введенская, Игорь Камаев, Вера Афанасьевна, Бронислав Петрович и Ольга Андреевна Борисовы точно знали. Велимира и Татьяна Игнатьевна Камаева – точно нет. Они обе очень удивились, когда впервые услышали о камнях. Про Святослава Петровича Борисова, его жену и детей, а также про Олега Камаева я не в курсе. Они на известие о бриллиантах никак не отреагировали.
– Плохо, Зубов, очень плохо, – снова остался недоволен следователь и повернулся к Мазаеву: – Константин, ты узнал, кто был вхож в коммуналку к Самойлову? С соседями поговорил?
– Да, Михаил Николаич. – Костя вытянулся во фрунт, видимо воплощая наказ Петра Первого, предписывающий перед начальством вид иметь лихой и придурковатый. – Самойлов вел крайне замкнутый образ жизни. Гостей у него не бывало. Раньше регулярно наведывалась пожилая дама – его сестра. Иногда с ней приходила молодая девушка, но последние несколько лет их обеих не видели.
– Ну да, Нюточка умерла, и Велимира, которая ее сопровождала, навещать Самойлова перестала, – встрял Зубов.
Никодимов предпочел его замечание проигнорировать.
– Не так давно соседи видели женщину, которую описали как здоровенную девицу. Видимо, это и была Введенская, что совпадает с ее показаниями. Из всех обитателей коммунальной квартиры внутрь комнаты Самойлова заходила только соседка Клавдия Петровна, которая иногда, когда тот уходил в запой, по доброте душевной приносила ему еду. Она же была у нас понятой, когда мы после установления личности Самойлова комнату осматривали. И еще один из соседей, Гаврилов Иван Иванович, восьмидесяти двух лет от роду. Они с Самойловым по пятницам играли в шахматы. Обычно в комнате Гаврилова, но иногда и у Самойлова. Все. Всем остальным доступ в комнату был закрыт. Сосед Бухонцев, который тоже был понятым, тогда очутился внутри впервые. Я еще обратил внимание, с каким интересом он по сторонам озирался.
– И детям вход был закрыт? – уточнил Зубов. Костя смотрел непонимающе, поэтому он пояснил свою мысль. – Обычно одинокие люди привечают живущих в квартире детишек. Конфетами подкармливают, уроки помогают делать, присматривают, пока родителей нет. Дети в этой квартире есть?
– Дети есть, но бывали ли они у Самойлова, я не выяснил. Уточню. – Костя, похоже, расстроился, что опять не проявил должной оперативной смекалки.
Зубов усмехнулся. Молод еще парень, хотя умненький и старательный. Но ничего. Опыт – дело наживное. Все когда-то с чего-то начинали.
– Уточни, – кивнул он и снова подумал, что Никодимову наверняка не нравится, что он тут командует.
Да и бог с ним, с Нелюдимовым. Одно дело делают, и нужно, чтобы оно наконец сдвинулось с мертвой точки.
– Что с пропавшим оперным певцом? – Следователь вернул власть в свои руки.
– Розыск результатов не дал, – снова отчитался Костя. – Мы встретились с Ильей Корсаковым и с женой Клима Кононова, поскольку последний в отъезде. Ни с кем из них Волков не связывался. Наблюдение, установленное за ним, подтвердило, что они говорят правду. Если бы они его где-то прятали, то носили бы ему еду.
– Не факт, – снова вмешался Зубов, потому что Никодимов молчал. – В век доставок совершенно необязательно носить еду скрывающемуся на болотах беглому каторжнику самостоятельно.
– Да, но по карточкам Волкова движения денежных средств нет. Я проверил. А бесплатно службы доставки пока не работают. Корсаков регулярно заказывает еду в ресторанах, но ему ее привозят по домашнему адресу. Жена Кононова также пользуется доставками, но тоже только домой. Один раз пиццу детям в школу заказывала.
Алексей посмотрел на Мазаева с уважением. Все-таки будет из него толковый оперативник. Точнее, уже есть. До таких мелочей докопался.
– Ладно, продолжаем работать, – подытожил следователь, давая понять, что планерка закончена. – Обо всех существенных результатах докладывать незамедлительно.
Костя договорился о встрече и убежал в Наркоконтроль, а Зубов остался выяснять, что не так с бизнесом Игоря Камаева.
Старший сын Татьяны Игнатьевны оказался совладельцем и генеральным директором крупной строительной фирмы, возводящей дома в Выборге. Называлась фирма «Монрепо», в честь одноименного парка. В минувшем году компания вложилась в новый проект, взяв для этого достаточно крупный кредит, причем сделала это под плавающий процент, зависящий от ключевой ставки Центробанка.
Для того чтобы понять, что случилось дальше, не нужно быть финансистом. С ростом ключевой ставки затраты на обслуживание кредита из ощутимых стали неподъемными. Квартиры же в домах, построенных менее чем наполовину, никто особо покупать не стремился. Фирма Камаева четким шагом шла к неминуемому банкротству.
Еще месяц назад компания показала за третий квартал фантастические убытки, но четыре дня назад закрыла всю накопившуюся задолженность по кредиту. Зубов встал в охотничью стойку, как будто был не тридцативосьмилетним опером, а псом легавой породы. Впрочем, это одно и то же.