С распространением такого мышления судьи все больше ограничивали свою деятельность обычными судами, которые становились более профессиональными и менее обремененными популярными присяжными. Уже в самом начале своего существования Верховный суд избегал выносить заключения, которые не вытекали из реальных судебных разбирательств между сторонами. В 1790 году председатель Верховного суда Джон Джей отклонил просьбу министра финансов Гамильтона о том, чтобы суд занял позицию против оппозиции Виргинии в отношении принятия федеральным правительством долгов штатов. В 1793 году суд отклонил просьбу президента Вашингтона о предоставлении внесудебных заключений по вопросам, касающимся международного права, нейтралитета, а также британских и французских договоров. Хотя некоторые штаты и по сей день продолжают давать консультативные заключения, эти ранние отказы от консультативных заключений помогли утвердить Верховный суд и другие федеральные суды в качестве чисто судебных органов, рассматривающих конкретные судебные дела. [1142]

Однако даже после 1800 года уход судей из политики не был быстрым. Например, из десяти судей, работавших с 1802 по 1823 год в верховном суде Нью-Йорка, четверо пытались стать губернаторами, а трое преуспели. Тот факт, что судьи верховного суда Нью-Йорка заседали вместе с канцлером и губернатором в своеобразном ревизионном совете штата (упраздненном в 1821 году), несомненно, способствовал их большей политической активности.

Несмотря на эти пережитки прежней эпохи, все больше судей стремились избегать партийной политики и гордились своим судейским опытом и беспристрастностью. Они поддерживали публикацию судебных заключений и составление юридических отчетов. В 1798 году Александр Дж. Даллас опубликовал первый том дел, решенных Верховным судом США, а в 1804 году Уильям Кранч начал публикацию своих «Отчетов Верховного суда». К началу XIX века штаты сами стали публиковать отчеты о решениях своих судов. К 1821 году судья Стори подсчитал, что уже существует более 150 томов американских отчетов, «содержащих, — сказал он, — массу решений, которые свидетельствуют о необыкновенном стремлении приобрести высочайший профессиональный характер». [1143]

Повсюду юристы публиковали трактаты и способствовали становлению права как науки, которую лучше всего знают подготовленные беспристрастные эксперты. Штаты пытались соответствовать этому мнению, устанавливая новые требования для поступления в адвокатуру. В Нью-Гэмпшире для приёма в адвокатуру требовалось не менее двух лет практики в суде общей юрисдикции. В Делавэре и Мэриленде требовалось три года изучения права с последующей сдачей экзаменов. Университеты пополнили свои факультеты профессорами права, а некоторые юристы призвали к созданию отдельных юридических школ для преподавания новой науки права. Наиболее заметной была школа, основанная Таппингом Ривом в Личфилде, штат Коннектикут, в 1784 году. В 1817 году была основана Гарвардская школа права. Юридическая школа Йельского университета выросла из офиса нью-хейвенского адвоката Сета Стейплза в 1810-х годах. [1144]

По мере того как юристы и адвокаты становились все более профессиональными, а право все больше рассматривалось как специальная наука, суды старались избегать самых взрывоопасных и партийных политических вопросов. Безусловно, именно в этом заключался секрет успеха Суда Маршалла в эти годы. Суд не только отступил от передовых и открытых политических позиций, которые федералисты пытались застолбить за национальной судебной системой в 1790-х годах, но и стремился на каждом шагу, по крайней мере вплоть до войны 1812 года, избегать серьёзных столкновений с республиканцами. Даже решение суда выпускать единое анонимное «мнение суда» было направлено на то, чтобы приглушить споры и создать впечатление большего консенсуса, чем существовало на самом деле. Во многих своих решениях Суд стремился ограничить правительственную власть, что, как знали Маршалл и другие федералисты, было бы приемлемо для многих республиканцев, которые стремились расширить сферу индивидуальной свободы.

До своего решения по делу «Маккаллох против Мэриленда», принятого в 1819 году, суд Маршалла не предпринимал попыток позитивного усиления власти федерального правительства. Такое усиление государственной власти повсеместно вызвало бы враждебность республиканцев. Вместо этого он пошёл по пути сокращения государственной власти, причём не на федеральном уровне, а на уровне штатов. Он объявил большое количество судебных толкований и законов штатов недействительными, поскольку они нарушали национальную Конституцию. Тем самым он косвенно усилил верховенство нации и свою собственную власть. В серии решений, начиная с «Соединенные Штаты против Питерса» (1809) и «Флетчер против Пека» (1810) и заканчивая «Мартин против арендатора Хантера» (1816), Верховный суд закрепил за собой право пересматривать и отменять решения судов и законодательных органов штатов, касающиеся толкования федерального законодательства и федеральной Конституции. В то же время настойчивое утверждение Верховным судом верховенства закона, обязательного для всей страны, способствовало укреплению у людей чувства принадлежности к гражданам Соединенных Штатов, а не только своего отдельного штата. [1145]

В деле Питерса законодательное собрание штата Пенсильвания проигнорировало решение федерального окружного суда и заявило о своём праве самостоятельно толковать федеральный закон. В своём весомом мнении Маршалл заявил, что законодательный орган штата не может аннулировать решения судов Соединенных Штатов таким образом, иначе Конституция превратится в «торжественную насмешку». Нация, если она должна быть единой, должна иметь «средства принуждения к исполнению своих законов с помощью собственных судов». Когда Пенсильвания обратилась к президенту Мэдисону за помощью в противостоянии этому решению, Мэдисон отказал ей, опасаясь, как это отразится на штатах Новой Англии, сопротивлявшихся федеральному законодательству. [1146]

В деле Мартина апелляционный суд Виргинии отказался подчиниться предыдущему решению Верховного суда США. Но он также отрицал право Конгресса, закрепленное в Судебном акте 1789 года, предоставлять Верховному суду полномочия рассматривать апелляции, поданные судами штатов. В мастерском заключении, написанном судьей Джозефом Стори (Маршалл отсутствовал по причине конфликта интересов), суд утвердил верховенство нации. Он заявил, что народ, а не штаты, создал Конституцию, и поэтому он имеет право наделять национальное правительство любыми полномочиями по своему усмотрению и не позволять штатам осуществлять полномочия, которые, по их мнению, несовместимы с властью центрального правительства. Исходя из этих предпосылок, суд заявил, что ни одно решение штата, касающееся федеральных вопросов, не может быть окончательным. Чтобы обеспечить соблюдение положения Конституции о верховенстве и поддержать единообразие национального законодательства на всей территории страны, Верховный суд должен был обладать высшими полномочиями по рассмотрению апелляций судов штатов по федеральным вопросам. Это стало краеугольным камнем американской судебной системы.

В то же время, после рассмотрения дела «Флетчер против Пека» (1810), суд отменил ряд законов штата, которые вмешивались в частные контракты и тем самым нарушали статью I, раздел 10 Конституции. Дело Флетчера стало результатом двадцатилетнего процесса юридических и политических манипуляций, возникших в результате земельного скандала в Язу в 1790-х годах. В начале 1790-х годов коррумпированное законодательное собрание Джорджии продало тридцать пять миллионов акров земли нескольким земельным компаниям Язу за 500 000 долларов, что в сумме составляло менее двух центов за акр. В 1796 году возмущенные избиратели Джорджии избрали новый законодательный орган, который аннулировал сделку и сжег все записи о ней. Тем временем спекулятивные земельные компании продали множество акров добросовестным покупателям, многие из которых были жителями Новой Англии. Последовали путаница и судебные тяжбы. Администрация Джефферсона пыталась найти компромисс между различными интересами, что привело в ярость Джона Рэндольфа, который, по словам Уильяма Плюмера, набросился на всех, «демос и федералов без разбора», в самой «грубой и вульгарной» манере, обвиняя всех «в казнокрадстве, взяточничестве и коррупции». К 1810 году в Верховный суд поступило надуманное дело, которое должно было урегулировать весь вопрос, по крайней мере, юридически. [1147]