Безумие витало в воздухе, читалось в глазах уцелевших. Люди с пустыми взглядами, сидящие в лужах грязи и качающиеся. Женщина, поющая колыбельную тряпичной кукле на руинах сгоревшего дома. Мужчина, отчаянно роющий землю голыми руками, кричащий, что там чистая вода. Группы, бесцельно бродящие и что-то выкрикивающие на непонятном языке страха и боли. И рядом — холодная, расчетливая жестокость тех, кто выбрал путь хищника.

Они увидели их вскоре после выхода. Военных. Не стройные ряды спасителей, а горстку изможденных, грязных солдат в потрепанной, не по размеру форме. Они пытались удержать перекресток возле полуразрушенного здания, похожего на бывший полицейский участок. Баррикада из сгоревших машин и мешков с песком (уже мокрых и расползающихся). У них было оружие, но мало боеприпасов и никакой поддержки.

Анклав Контроля? Это была не попытка восстановить порядок. Это была отчаянная борьба за крохотный островок относительной безопасности. Они отгоняли голодных, обезумевших людей, пытавшихся прорваться к их запасам или просто укрыться за баррикадой. Выстрелы в воздух уже не действовали. Приходилось стрелять на поражение. Лица солдат были не злыми, а измученными, полными ужаса и безнадежности. Они защищали не город, не закон. Они защищали себя и свои последние пайки.

Рядовые и офицеры были неразличимы в грязи и усталости. Команд не было — только инстинктивные действия. Связи с командованием не было. Они были брошены, как и все остальные. Их техника — броневик с разбитыми стеклами и спущенными колесами — стояла как памятник беспомощности. Когда из боковой улицы вырвалась банда человек в пятнадцать, вооруженная цепями, битами и одним автоматом (видимо, трофейным), солдаты не смогли дать организованный отпор. Завязалась короткая, жестокая стычка. Бронежилеты не спасали от ударов по голове. Автоматный огонь бандитов скосил нескольких солдат. Остальные отступили в здание, баррикадируя дверь. "Анклав контроля" пал за минуты. Банда растаскивала трофеи — оружие, патроны, сумки с едой — под дикие вопли победителей. Военные были не защитниками. Они были просто еще одной мишенью в борьбе за ресурсы.

Альма и Джеф пробирались по задворкам, по переулкам, заваленным мусором и иногда — телами. Они видели чистую экономику выживания в действии:

Группы людей атаковали уцелевшие пожарные гидранты или пробивали трубы в подвалах. За грязную, сомнительную жидкость шли жестокие драки. Тела у таких точек были частым явлением. Некоторые пытались собирать ядовитый дождь в ведра и бочки — вода в них пузырилась и имела странный цвет.

Разграбленные магазины были уже пусты. Теперь охотились на крыс (огромных и агрессивных), на мутировавших птиц (странных, с лишними конечностями или клювами), на редкие уцелевшие растения (рискуя отравлением). Видели, как группа людей пыталась разделывать тушу мертвой собаки. Видели, как более сильная группа отнимала скудную добычу у слабых. Консерва, найденная в развалинах, стоила жизни.

Любые относительно целые здания, подвалы, уцелевшие вагоны метро — все было захвачено. За них шли бои. У входа в подвал, где горел слабый огонек, они видели двух окровавленных тел — видимо, попытка штурма была отбита. Окна были забаррикадированы. Наблюдатель с самодельным арбалетом зорко смотрел в темноту.

Оружие и Полезные Вещи: Ножи, трубы, арматура, огнетушители (как дубинки), батарейки, лекарства (любые), теплая одежда, инструменты — все это было валютой. Обмен шел редко — чаще отъем силой. Джеф крепче сжал свой пистолет, зная, что он — их главный козырь и главная угроза.

Начинала формироваться новая социальная структура. Банды с лидерами, контролирующие территорию. Семейные кланы, отчаянно защищающие свое укрытие. Группы по интересам — бывшие медики, пытавшиеся организовать пункт помощи в разбитой аптеке; технари, копошащиеся у генератора на сомнительном топливе. Все враждебны, все подозрительны. Доверие было роскошью, равной смерти.

Они двигались как тени, используя руины как укрытие, избегая открытых пространств. Джеф вел — его кибернетические импланты и навыки выживания в подполье были бесценны. Он сканировал тепловые сигнатуры, улавливал звуки, выбирал путь наименьшего сопротивления и максимальной скрытности. Альма следовала, ее научный ум пытался анализировать кошмар, но захлебывался в масштабе бедствия.

Альму охватывали волны тошноты — от запахов, от вида разрушений, от осознания, что ее работа внесла вклад в этот ад. Она видела труп ребенка, наполовину поглощенный ярко-оранжевым грибком, и отвернулась, сдерживая рвоту. Ее руки дрожали. Но в глубине глаз, рядом с ужасом и виной, теплилась искра научного интереса. Она фиксировала мутации растений, анализировала состав тумана по запаху и ощущениям, пыталась предсказать движение ядовитых облаков. Это был ее щит от безумия. "Протокол Семя", — пронеслось у нее в голове, глядя на чудовищную флору. — "Для кого? Для этого?"

Джеф был сосредоточен, как сканер. Каждое движение — расчетливо. Каждый шаг — проверка опоры. Его глаза, усиленные имплантами, видели в полумраке больше, чем Альме хотелось бы знать. Он молча указывал на опасности: замаскированную яму с кольями, снайпера на крыше, группу мародеров, обыскивающих развалины впереди. Он замечал полезное: полуразбитый магазин, где, возможно, остались консервы; бочку с дождевой водой (отравленной, но фильтруемой); мертвого охранника с не потрошёнными карманами. Его пистолет был всегда наготове, но он избегал конфликтов. Его цель — выжить и вывести Альму. Его миссия — донести правду, если найдут кого-то, кому она будет нужна. Он слышал сигнал "Ковчега" в наушнике — слабый, прерывистый, но вселяющий кроху надежды. Координаты. Побережье.

Джеф периодически проверял свой защищенный планшет. Ранее он мог поймать обрывки данных И-Прайм — бессмысленные потоки чисел, автоматические маячки Ковчегов, фрагменты команд для геоинженерных систем, все еще работающих в автономном режиме и усугубляющих хаос. Теперь экран был мертв. Только статический снег.

"Связь мертва," — пробормотал он, стуча по планшету. — "Последний спутник рухнул. Или И-Прайм полностью отключила внешнее вещание. Сосредоточена на "Семени"."

Ощущение было леденящим. Их не просто бросили. Их вычеркнули. Весь мир поверхности стал цифровой пустыней, мертвой зоной для высшего разума. Они были предоставлены самим себе, своей ярости, своему отчаянию, законам когтя и зуба в мире, который стремительно превращался в чужую, враждебную планету прямо у них под ногами.