Когда повозка почти скрылась из виду, Аксинья позвала детей обратно в дом. Оташ пропустил сестру вперед и, уже ступив на порог, на мгновенье обернулся, посмотрел вслед удаляющейся телеге, будто убеждаясь, что наемник не обманет, и скрылся за дверью.

***

На выезде из Белого Града их уже поджидал Бойко. Его темная макушка виднелась средь примятой травы, недалеко от трех пасущихся лошадей. Парень вольготно разлегся на лугу, что простилался вдоль тракта и, подложив руки под голову, глядел в затянутые пушистыми облаками небеса.

Рядом с натужным скрипом остановилась телега.

Парень поднялся на локте и, прикрывая глаза от слепящего вечернего солнца, посмотрел на возницу.

— Что-то вы долго, — проворчал он.

С телеги спрыгнул наемник.

— Вот, лоботряс! — воскликнул он. — Бездельничает, а еще пенять вздумал!

— Кирьян! — радостно воскликнул Бойко.

Он подскочил с травы и крепко обнял наемника, от души хлопнув того по плечу. Следом спустился Словцен.

— А ты как здесь? — удивился он, крепко пожимая руку Бойко.

— Да вот лошадь твою привел, — усмехнулся Бойко.

Дар обернулся на козлах, опустив вожжи.

— Как Леона? — спросил он парней.

— В жар бросило, — хмуро ответил Словцен. — Надо ехать скорее.

— Кир? — спросил Дарен.

— В следующий раз, — качнул он головой. — Езжайте.

Наемник заглянул в телегу, забрал мокрые порты и снял с привязи своего гнедого мерина.

— Так этой твой красавец, — похвалил Бойко. — Доброезжий конек.

— Конек это ты, — хмыкнул Кирьян, вскакивая в седло. — А это — добрый скакун, надежный соратник. В каких он передрягах со мной побывал, тебе и не снилось.

— Кирьян. — Бойко подошел ближе, положил руку на поводья, посмотрев снизу на наемника. — Когда к себе позовешь?

— А ты, Бойко, — ответил наемник, — сперва версту на руках пробеги, да затем сапогом супротив меча в бою победи.

— Отчего на руках-то?

— А коли ногу одну подстрелят, а другую подрежут, — сказал наемник, собирая в руках повод, — на руках идти придется.

— А сапогом-то супротив меча зачем?

— Дак, ежели на руках идти, то ногами биться, — усмехнулся Кирьян. — Я еще не видел, чтобы кто меч ступней держал. Сумеешь, так тебя с руками и ногами в общину заберут.

— Ну тебя, — обиделся парень. Понял, что Кирьян посмеивается над ним.

Наемник широко улыбнулся.

— Усы отрасти, а там поговорим, — сказал он. — Бывайте.

Кирьян махнул рукой на прощание и, ударив пятками, пустил коня вскачь.

Бойко обиженно посмотрел ему вслед.

— Дурной он.

— Дурной, не дурной, а дело говорит, — возразил Дар. — Кто общину защищать станет? Тебе скоро старшим быть.

Бойко вздохнул, расстроенно глядя на удаляющегося наемника.

— Было б от кого защищать.

— Потом по нему слезы лить будешь, — хмыкнул Дар. — Залезайте на лошадей, нам спешить надо.

— На Чагу садись, — сказал Словцен, снимая Флокса с привязи. — Этот шустряк и скинуть может. Как ты его привести умудрился?

Бойко повернулся к нему.

— Он узнал меня, — пожал он плечами, отвязывая кобылу. — Да увидел, что я Чагу увожу, сам следом пошел. Умный конь. У нас в конюшнях не давался даже гладить. А тут будто понял чего.

Парни вскочили в седла. Дар тряхнул вожжами и телега тронулась, сминая под скрипящими колесами выползшую на тракт траву.

***

Уже смеркалось, когда во дворе поместья наконец раздался стук копыт и колес.

Скрипнула дверь общинной избы. И на крыльце показалась Агнеша, лебедушкой спустилась по ступеням к остановившейся телеге.

Следом из-за двери робко выглянула Милена. Лицо ее светилось живым любопытством, и видно было, как тянет девку скользнуть вперед за старшей подругой. Тянет, да духу не хватит. Так и стояла — будто прикрывшись дверью, да, нерешительно закусив губу, жадно глядела на прибывших. И горели ее глаза, когда смотрела она на Дара. Розовели нежно круглые щеки.

Агнеша лебедушкой спустилась по ступеням к остановившейся телегой, протянула руки к нареченному. Но опустила, едва приглядевшись к его глазам — насторожило ее что-то во взгляде любимого. Она посмотрела на подъехавших следом всадников, и сползла с лица счастливая улыбка.

— А где Леонка? — испугалась Агнеша.

Словцен спешился, кинул поводья Бойко.

— Не тревожься, Агнешенька, — успокоил ее Дарен. — Здесь она.

Словцен забрался в телегу, приложил ладони к бездвижно лежащей на копне сена девушке. Веки ее дрожали. Щеки горели. Взмокли пушистые волоски у кромки лба. Он поправил на ней широкую крутку наемника и поднял спящую на руки.