— Щас ты без фонаря будешь, — огрызнулся наемник, придвигаясь вперед. Но заметив посуровевшее лицо Бальжина, дальше спорить не стал.

Леона молча смотала чембур, вздохнула от уже начавшей ей надоедать ситуации, огляделась в поисках того, к кому можно присоединиться, и, взяв Флокса под уздцы, прошла мимо Словцена к стоявшему с фонарем Ольгерду. А с Бальжиным она обязательно поговорит в лагере.

***

Обещанной прогалиной оказалась довольно большая вытянутая поляна — на ней с легкостью мог бы разместиться еще один такой же обоз на десяток повозок со всем сопровождением.

Лагерь разбили быстро. Повозки поставили тесным полукругом и растянули меж ними плотные вощеные навесы от дождя. Костер разжигать не стали — ограничились подбитыми мехом плащами и фонарями, где пропитанные горючим маслом фитильки еще долго могли гореть, освещая стоянку.

Уставшие путники споро расположились на своих дорожных ковриках, ютясь поближе друг к другу, и уже во всю стучали ложками, с голодным прихлебыванием поедая харчи. Леона, как всегда, сидела рядом с Бальжиным, укутавшись в теплый плащ, и доедала свою порцию горячей наваристой похлебки. Нутро согревалось, и казалось бы, сейчас самое время расслабиться и отдохнуть после тяжелого дня пути, но на душе становилось все тревожнее.

Единственное, что ее успокаивало, это то, что мужчины, в отличии от нее, были спокойны. А уж кому, как не опытным наемникам лучше знать, когда на пути подстерегает опасность. Первые вернувшиеся дозорные тоже не принесли никаких тревожных вестей, и она с трудом превозмогая волнение, старалась унять беспокойство и разыгравшееся воображение, которое подкидывало ей все более и более страшные картинки возможных бед.

В попытке хоть как-то сбросить нарастающее внутри напряжение, она поднялась со своего места и, под предлогом того, что пора бы уже разливать взвар, пока он еще не остыл, направилась к стоящим в отдалении котелкам, поставленным на небольшой дорожный стол. Пить она не хотела, но бездействие сводило ее с ума, тревожа не унимающихся в голове пчел — жужжание в голове не затихало с самого вечера, и лишь становилось сильнее в след за все нарастающим беспокойством. Так что этот предлог стал для нее возможностью немного пройтись и отвлечься, занявшись хоть каким-то делом.

В близи котелков стоял легкий, приятный аромат взвара.

Запася заранее черпак и пару кружек, девушка склонилась над исходящимся паром котелком и приподняла крышку, выпуская на волю пряный дух напитка. И настолько приятным и расслабляющим был этот густой запах, что она даже отвлеклась от своих тяжелых мыслей, прикрыв глаза и с наслаждением вдыхая разошедшееся по прохладному воздуху травяное дыхание котла. Такое легкое, травянисто-пряное, успокаивающее…

И лишь мгновения ей хватило, чтобы с тревожным недоумением распахнуть глаза и понять, что с напитком что-то не так. Запах его уже не казался ей столь манящим и расслабляющим. Не прошли все же даром годы проведенные в доме знахарки, не прошли даром ее уроки и помощь в приготовлении снадобий…

Натренированный нюх быстро различил среди прочих компонентов, тонкий, еле ощутимый запах сон-травы. И все бы ничего, ведь нет в этой травке ничего страшного… Покуда отмериваешь ты верное ее количество и берешь безопасные части цветка. Но стоит лишь превысить нужный объем или взять вместо лепестков корень… То простая, повсеместно используемая травка для крепкого сна, становится тяжелым снотворным ядом, после которого не всегда приходит пробуждение.

Человек не связанный со знахарским делом даже и не заметил бы разницы, не понял бы, что с питьем его что-то не так. Мало кто знает, что не должна сон-трава пахнуть, покуда варится в малых объемах, или покуда не добавится ее корень во взвар. А если даже и попадется человек знающий, то все равно велика вероятность, что пропустит, не почувствует, не обратит внимание на затерявшуюся среди других ярких ароматов тонкую ниточку еле ощутимого запаха смерти.

А ведь умелый кухарь, знал, что делал. Девушка еще раз вдохнула аромат, внимательнее прислушиваясь к терпкости сон-травы и стараясь различить остальные запахи. Этот напиток рассчитан лишь на сон. Крепкий, настолько крепкий, что и колокольный звон не разбудит. Но всего лишь сон.

Леона вдруг всем своим существом ощутила на себе цепкий, пристальный взгляд. Что бы не вызвать ненужных подозрений, она сделала вид, что всего лишь наслаждалась запахами, выпрямилась и стала медленно наливать в кружку напиток. В голове ее с невиданной скоростью зароились мысли. Она судорожно пыталась успеть придумать, что же ей делать дальше до того, как наполнится напитком вторая кружка.

Кто-то хочет усыпить всех в обозе. А всех ли? Интересно то, что судя по запаху, это именно снотворное. Крепкое, опасное, но все же снотворное. Значит кому-то важно не убить, а именно усыпить наемников и торговцев. Почему? Чтобы не вызвать подозрений? Зачем? Обворовать обоз? А как же обережный круг, который ставится каждую ночь? Злоумышленник не знает об этом? Это вряд ли… Кирьян как-то обмолвился, что в каждой группе наемников есть какой-никакой, а чаровник, сумеющий поставить хотя бы элементарный щит. Думай Леона, думай!

Первая кружка наполнилась, и девушка потянулась за второй. Мысли в голове роились, как пчелы над ульем, быстро сменяясь одна другой и категорически отказываясь выстраиваться в логический ряд. Как только же Леоне казалось, что вот она — зацепка, та самая важная мысль, которая ее приведет к решению, в голове начинала разрастаться темнота, и мыслили ворочались, словно тяжелые валуны — серые, безликие, пустые.

Что же делать? Ни один заговор не изменит состав взвара, ни один заговор не сможет убрать такую крепленость снотворного, если только слегка снизит силу его действия… В кружке неумолимо заканчивалось место и нужно было срочно что-то решать, пока никто не успел испробовать взвар. А нужно ли вообще избавляться от снотворного? Может быть наоборот? Пусть пьют и ничего не подозревают, а она продежурит ночью, проследит, чтобы никто не смог пересечь черту обережного круга. А если враги уже внутри него? Что, если это кто-то из наемников… Или… Она вдруг вспомнила, Ольцика, и то смутное чувство, когда его голос показался ей знакомым. Она зацепилась за это ощущение и в голове, словно вспышкой, загорелась картинка… Ночь, лес и двое неизвестных, недовольных ее присутствием. Неужели он был один из них? Но если он первый, то кто же тогда второй…?