Шрифт:
Старушка была ей благодарна за такой поворот событий, видно, сильно скучала в своей избушке, хотя какие-то родственники жили рядом, в Сысерти и Арамиле. А вот младший сын, брат Петра, Макар, совсем далече подался, аж в Санкт-Петербург. Правда, он там большой человек, бизнесмен, депутат городской Думы. Повезло ей с сыновьями, всем обеспечены, и ее, старуху, не забывают. На пенсию-то нынче не проживешь. Она бы переехала к Петру, он не раз звал, да жалко дом бросать. Столько с ним связано, считай, вся жизнь прошла в этом доме.
Наталья Капитоновна мыла в тазу посуду, а будущая сноха, перекинув через плечо полотенце, насухо вытирала.
— А муж ваш воевал? — Аида осторожно, но уверенно подбиралась к намеченной цели.
— У него бронь была. На военном заводе работал. Петеньку мы во время войны и сотворили. Да куда ему воевать! Слаб здоровьем. был. От сердца и скончался, сердечный, в шестьдесят восьмом году. Уже тридцать лет минуло, а я всю живу! Когда Женечка умер, удавиться хотела. Макар в это время во флоте служил, а Петя в Свердловске учился. У него как раз — сессия, лишь на похороны и отпустили. Пришлось мне свою боль в одиночестве превозмогать. — Старушка обронила слезу.
— Ма, а березовых поленьев у тебя совсем не осталось? — вошел на кухню Петр Евгеньевич. — Ну, вот! Опять ударилась в воспоминания? Так, утираем сопли и идем париться! Банька готова!
А после бани дошла очередь до толстых, пыльных фотоальбомов. Аида интересовалась каждой мелочью, к радости Наталья Капитоновны. А вот Петр Евгеньевич почему-то стеснялся своих детских снимков, но его в конце концов выставили за дверь. Несмотря на сороковые, военные, снимков с маленьким Петей оказалось очень много.
— Это сосед наш делал, — объяснила старушка. — Он в сорок четвертом без ноги вернулся, зато с трофейным фотоаппаратом. Увлекся этим делом не на шутку, потом первым человеком был на свадьбах да на похоронах.
— На похоронах? — удивилась Аида.
— Почему-то после войны очень любили похороны снимать. Может, оттого, что столько безымянных могил?
Особенно девушку интересовали снимки, сделанные в спальне. Они еще раз подтверждали, что за прошедшие годы в этой комнате мало что изменилось. И вдруг она наткнулась на крохотную деталь, которую человек не заинтересованный никогда бы не заметил. На снимке сорок четвертого года Петенька сидит на коленях у отца на той самой кровати, что она сегодня видела. И так же заправлена, и так же по-деревенски сложены подушки. А рядом с кроватью стоит тумбочка (она и сейчас там). А вот на тумбочке… В кадр попало только крыло.
«Что еще за птичка?» — Аида еле удержалась, чтобы не произнести это вслух.
На снимке сорок пятого года Петя стоит возле той самой тумбочки, и никакой птицы в помине нет! В висках застучало. Интуиция подсказывала, что до разгадки всего один шаг.
«Но не могу же я ее напрямую спросить, куда делась птичка?»
— Наталья Капитоновна, а сохранились какие-нибудь ненужные вещи военной поры?
— Да сколько угодно, милая! Я ведь ничего не выбрасываю! На чердаке цельных два сундука набиты барахлом! Вот помру, дети, внуки соберутся здесь и, может, на память обо мне что-нибудь да и возьмут. А сейчас их старые вещи не интересуют, им все новехонькое подавай!
— А я, наоборот, люблю старые вещи. Мне у вас даже больше нравится, чем в современном доме Петра.
— Ну, скажешь тоже! Здесь никаких удобств…
— А можно покопаться на чердаке? Обожаю копаться в старых вещах!
— Еще как можно! — обрадовалась Наталья Капитоновна. — Если только крыс не боишься. Я и сама с детства любила чердаки и старые вещи, но теперь тяжело карабкаться по лестнице. А я вот дам тебе фонарик! Как залезешь — слева будет выключатель. Может, Петю подождешь (что-то он долго парится!), а то страшно одной?
— Ничего, я смелая! А Петя пусть отдыхает. После бани нужно отдыхать.
Насчет крыс Наталья Капитоновна не обманула. Весь чердак был усыпан крысиным пометом, а сами чертовки не удосужились поприветствовать гостью, хотя Аида постоянно чувствовала их присутствие. В первом, ближнем, сундуке вещи оказались не слишком старые. На самом дне лежали подшивки журналов «Огонек» за 1962 и 63-й годы. Для себя она отобрала курительную трубку, с искусно вырезанной русалкой и тельняшку, скорее всего принадлежавшую Макару. Аида никогда не видела моря, и все связанное с ним для нее было окутано тайной и романтикой.
Во втором сундуке она сразу наткнулась на веер из сандалового дерева, с аистами и пионами, вышитыми на светло-зеленом шелке. Она подумала, что с таким безупречным вкусом веера делали в докоммунистическом Китае, и еще, что этот веер наверняка трофейный, а значит, она близка к цели. А еще через минуту из сундука был извлечен диковинный зверь, с отбитым крылом. Мифологический грифон был сделан из мыльного камня, как любили в начале века. Это его крыло торчало на том снимке сорок четвертого года. Но статуэтка сломалась, и ее на долгие годы заперли в сундуке. Возможно, Петр Евгеньевич и не подозревает о ее существовании. А в том, что это и есть разгадка его невроза, теперь не было никаких сомнений. Глаза грифона горели красным фосфором.