«Он с кейсом! Значит, пошел по делам и вернется нескоро. Не раньше чем через час, — прикинул Телков. — Пожалуй, я успею управиться».

Он поискал глазами официантку, а та, оказывается, уже была у стола. Она бухнула перед ним двадцатый стакан, едва не выплеснув чай на его колени, и язвительно поинтересовалась:

— Будем заказывать двадцать первый?.. Валяйте! Наберете очко!

— К вашему сведению, я не играю в азартные игры, — вежливо пояснил Телков. — Сдачу оставьте себе. На чай!

Он залихватски бросил на стол пятидесятирублевую купюру, выскочил из кафе и только тут, уже на улице, догадался, что его реплика «на чай» была шуткой — дружеской местью за ее придирки.

«А Люся говорит, будто у меня нет чувства юмора. Слышала бы она, как я припечатал эту официантку», — победно подумал Телков.

Но на самолюбование не было времени. Оперативник перебежал через улицу, ощущая, как плещется чай в его переполненном желудке, и с ходу влетел в подъезд, из которого вышел Маркизов.

Маркизов жил на втором этаже. Телков сунул руку в боковой карман пиджака, где держал самое необходимое — пистолет и леденцы, — извлек на белый свет женские заколки для волос, позаимствованные им тайком у супруги. «Люсины», — с нежностью подумал лейтенант, глянув на заколки, и, поковырявшись в замках, вошел в квартиру коллекционера.

«А вот это глупость вторая, — спохватился опер, стоя посреди прихожей. — Я незаконно проник на чужую жилплощадь!»

Но постыдное дело уже свершилось! Теперь не оставалось ничего иного, как довести вторую глупость до ее бесславного конца. Краснея перед собой, Телков проследовал в домашнюю галерею Маркизова. Взял за спинку первый подвернувшийся стул, поставил под портретом Струйской и, разувшись, взобрался на его кожаное сиденье. Выпрямившись в полный рост, он встретился лицом к лицу с женщиной, которая была как бы копией дважды. Копией той, что находилась в Третьяковке. И копией Люси, хотя и родилась раньше ее, еще в восемнадцатом веке.

Наверное, с минуту они смотрели друг другу в глаза. «Ну, ну, чего ты ждешь? Приступай!» — подначивала его Струйская своим лукавым взглядом. И Телков приступил: достал из того же кармана клеенчатый портновский метр, принялся мерить изображение на портрете. И так, и этак, и вдоль, и поперек.

«А это глупость третья, — печально сообщил себе Телков. — Знал бы Сергей Максимыч, какой я собрал урожай. Если быть точным, эта глупость четвертая. А первая родилась еще вчера. В Третьяковке…»

… Вчера он то же самое проделал в галерее — мерил подлинник Струйской. Задача оказалась непростой, метр пришлось держать на отлете, не касаясь портрета, за которым наверняка в засаде сидела хитрая сигнализация. К тому же портрет висел в нижнем ряду, и ему, при его-то почти двухметровом росте, пришлось согнуться дугой, далеко выставив свои крепкие ягодицы. Посреди красоты, собранной в этом зале, его поза несомненно выглядела не совсем эстетично. Но на что только не пойдешь, сцепившись в смертельной схватке с преступным миром!

Посетителей в эти часы было немного, и все же его действия собрали небольшую толпу зевак. «Не думайте, это не подготовка к ограблению. И не ремонт, — пояснял он зрителям, не прекращая своего кропотливого занятия. — Я, так сказать, любитель-модельер. Хочу сшить такое же платье для любимой супруги. Они со Струйской форменные близнецы».

Эту байку он выложил и дежурной по залу: она подошла, заметив подозрительное, не похожее на экскурсию скопление людей возле одного из портретов. «Как трогательно, как благородно! Ах, ах, какой вы, право, заботливый муж!» — притворно восхитилась старая дама, а сама боком-боком двинулась за охраной. Хотя, видит бог, в его словах было много истинной правды. Ему действительно хотелось сшить для Люси такое же великолепное платье, и он непременно сделал бы это, если бы умел. Но теперь пришлось бежать, не домерив левый рукав. До появления охраны…

Сейчас Телкову никто не мешал, и он быстро обнаружил кое-что весьма и весьма лю-бо-пытное. Параметры копии совпадали с подлинником, как в случае с Джокондой. Один к одному были даже малозаметные царапины на рамах и крошечное вздутие в левом верхнем углу.

Увлекшись, Телков не сразу уловил за спиной чье-то движение, а уловив, машинально попросил:

— Будь добр, подержи вот тут.

— Счас, — промычал в ответ кто-то явно не своим голосом.

А затем голова лейтенанта словно бы разлетелась на мелкие черепки. «Я вспомнил! Вспомнил, где видел Душкина раньше! — ярко вспыхнуло в сознании Телкова, озарив самые темные закоулки памяти. — Это было…» И на этом его мысли погасли…

Очнувшись, он увидел над собой озабоченное лицо начальника отдела. Из-за плеча полковника выглядывали коллеги и бородатый мужчина в белой шапочке. «Или повар, или «Скорая помощь», — аналитически подумал Телков. Сам он распластался на полу, в той же комнате, под картинами Маркизова. Но кто-то успел подсунуть под его голову подушку.

— Товарищ полковник! Я наделал массу всяческих глупостей. Целых пять! И все впустую. Видно, мои глупости недостаточно глупы. Наверно, есть глупости еще глупей, но я до них еще не дорос! — виновато доложил Телков.

Говоря это, он пытался подняться, чтобы отрапортовать, как положено по уставу, стоя, вытянув руки по швам. Однако железная рука полковника придавила его к полу.

— Отдохни, сынок, не колготись. У тебя сотрясение мозга. Удар был нанесен шестом для прыжков через перекладину. Непонятно, как ему в этой-то тесноте удалось размахнуться этакой штукой. Ее длина метров пять. Ну, может, чуточку меньше. Проще было тебя огреть молотком. Или дубинкой.

Повернув голову, Телков увидел валявшийся рядом упругий фибригласовый шест. Он тянулся через всю комнату и уходил в коридор.