— Ну, бывай, — махнул Митрич и остался стоять на месте, поглядывая на нас со Свирюгиным.

— Володя, идем, — окликнул я.

Заметил я за Свирюгиным такую странность: когда задача увлекала парня, он словно выпадал из нашей реальности в какую-то свою, другую, и не проявлялся в настоящей жизни, покуда не решал задачу. Точно так же было и с пультом. И вот сейчас, похоже, Володя уже раскладывал в голове схему повреждений по полочкам и прикидывал, как починить.

— А? Да… До свидания, — пробормотал Свирюгин, бережно сложил части пульта и осторожно уложил в портфель. — До свидания, — еще раз попрощался парень и покинул мастерскую.

— Вовк ну ты как починишь? Справишься? — загомонила за дверями парни, поджидавшие Володю.

Ответа Свирюгина я дожидаться не стал, переключился на дядь Васю.

— Василий Дмитриевич, у меня к вам дело.

— А? Ну давай, свое дело, — прищурился Митрич.

— Пойдемте, по дороге расскажу. Степан Григорьевич, мы ушли.

— Да-да… Да-да… — рассеянно отозвался Борода, развернулся и пошел в сторону своего рабочего стола.

Оглянувшись у самого выхода, я заметил, что завхоз внимательно разглядывает замок через большое увеличительное стекло. Надеюсь, врезной замок товарищ Борода не будет вынимать, чтобы убедиться в отсутствии следов взлома. Уж не знаю, отчего так повелось, но мастерская школьная запиралась на огромный амбарный замок, который прикрывал обычный врезной.

— Так чего хотел-то, Ляксандрыч?

— А вот чего, Василий Дмитриевич… — и я рассказал Беспалову старшему свою идею.

Праздничное утро вторника выдалось морозным. Мороз щипал щеки, веселил душу предвкушением праздника. Я бодрым шагом торопился в школу по плохо освещенным улицам села, время от времени зябко ежась и зевая. Все-таки не хватало мне в новой жизни вкусного хорошего кофе.

Накануне в понедельник после уроков во всех классах прошли генеральные уборки. Старшеклассники украшали школу транспарантами, красными гвоздиками, созданными девочками на уроках труда из гофрированной бумаги. Цветов навертели целую кучу, и маленьких, на лацканы пальто, и больших, на демонстрацию и для школьных коридоров. Прошли репетиции под присмотром строгой Зои Аркадьевны. Как ни странно, ни одно приготовление не вызвало гнева и недовольства нашего завуча.

С момента собрания мы с товарищем Шпынько почти не пересекались. Извинений я от завуча не ждал, но Зоя Аркадьевна и тут смогла меня удивить: умела признавать свои ошибки. Впрочем, я не был уверен, что товарищ Шпынько до конца поверила в мою непричастность к мифической беременности Бариновой. Эту тему мы с завучем более не затрагивали. Но, к моему удивлению, заместитель директора приняла деятельное участие в моей подготовке к выступлению на общем районном собрании учителей, где мне предстояло выступить в роли докладчика. И отстаивала меня в РОНО, куда пришлось ехать по поводу салюта, устроенного семиклассниками.

Поначалу я как-то напрягся, ожидая подвоха. Но все прошло гладко и в образовании, и с моим докладом. В конторе завуч грудью встала на мою защиту. В докладе Зоя Аркадьевна четко и понятно разложила по полочкам, как писать речь, расписать цели и задачи, на что обратить внимание, куда расставить акценты. Спокойно и деловито внесла правки. Точнее, отметила красным спорные места, предложила переформулировать, не более того. Я удивился, но виду не подал. Посмотрим, что дальше будет. Может, не такая она и вредная, наша завуч?

Школьные артисты благополучно отстрелялись, сдали реквизит не менее строгой пионервожатой Кудрявцевой и отправились по домам. На экстренном совещании, созванном в понедельник, мы с Юрием Ильичом и Степаном Григорьевичем обсудили самый сложный момент: когда устанавливать конструкцию на машину. Путем коллективных споров пришли к общему знаменателю: седьмого числа утром лампочка Ильича будет водружена на грузовик, который будет участвовать на демонстрации от нашей школы.

— А то ишь, чего удумали! Ночью на улице с конструкцией! Тогда охрану усиливай! — возмущался нашей безалаберностью товарищ Борода. — Мало вам диверсии с пультой? Решили лампу туда же? То-то же.

— Так отчего ж на улице, — удивился я. — В колхозном гараже оставим. Машина все одно оттуда с утра прибудет.

— Да ладно вам, Степан Григорьевич! — устало отмахивался директор. — Утром так утром. Тогда и транспаранты приколотим. И выставку вашу… Вот насчет выставки, товарищ Зверев, вы уверены? — обратился ко мне Свиридов.

Ниночка Кудрявцева таки успела провести конкурс и рисунков, и плакатов в честь Великого Октября, и теперь лучшие изобразительные работы планировалось разместить по бортам грузовика, надежно укрепив в специальных подставках. Рамки для рисунков сделали наши школьники на уроках труда.

— Уверен, — подтвердил я. — Ребята старались. Кроме того, главный приз конкурса — участие рисунка в демонстрации. А вы говорите, отменить.

— Да не отменяю я, — поморщился уставший директор. — Ну, хорошо. Значит, завтра в шесть утра наряжаем, готовимся.

— Без опозданий мне! — сурово приказал Степан Григорьевич.

— Так точно, — не сговариваясь, ответили мы с директором и через секунду дружно рассмеялись.

Завхоз хмыкнул, покачал головой, махнул на нас рукой и потопал в мастерские. Я попрощался с директором, вернулся в класс, еще раз напомнил своим ученикам, кто приходит украшать машину, а кому можно и попозже в школу.