Шрифт:
В результате выяснил, что весь класс собирается придти к шести утра и дружно потрудиться над преображением грузовика для выезда на демонстрацию.
И вот наступил вторник. Праздничное утро на школьном дворе встретило меня открытыми воротами, грузовиком с сонным водителем, что сидел за рулем и неторопливо пил чая из термоса. И тихим женским поскуливанием, переходящим в рыдания. Странные звуки доносились из распахнутых настежь дверей в мастерскую. Девушка пыталась сдерживать плач, но ей это плохо удавалось.
Неприятное предчувствие кольнуло затылок, я почти бегом ворвался в помещение и обнаружил, что весь мой класс во главе со Степаном Григорьевичем, над чем-то столпился. По всей видимости, наша дружная команда стояла вокруг конструкции. Самой лампы почему-то не было видно, хотя от входа изделие обычно заметно прекрасно.
— Что тут происходит? — резко бросил я. — Полина, почему ты плачешь? — уточнил у Гордеевой, которая стояла за спинами ребят, обхватив себя за плечи, и навзрыд плакала.
Десятый класс обернулся, затем ребята расступились, и моим глазам предстала удручающая картина.
— Твою… — выругался я вслух.
От нашей лампочки Ильича остался только короб, который старательно разрисовала Полина и выжигал Федор. Посреди осколков сидел на корточках угрюмый Свирюгин, прижимая к груди починенный пульт.
Глава 18
— Его-о-ор! А-а-але-е-екса-андры-ы-ы-ы-ы-ы… — еще горше зарыдала Полина, не в силах сдерживаться, словно я стал последней каплей, которая поломала плотину.
— Так, спокойно, товарищи, всё под контролем, — спокойно заявил команде.
В душе у меня бушевала ярость, дикая, ничем не контролируемая. Знал бы, кто это натворил, убил бы на месте, и плевать, что посадят. И черт бы с нами, со мной и Бородой, и даже с Митричем. Мы взрослые, и не такое видали. Но ребят жалко до бешенства. Они столько души и сил вложили в этот проект, столько сделали. А какая-то тварь взяла и разрушила детский труд. И ведь ничего не екнуло у скотины. Ладно, с этим потом разберемся. Сейчас главное успокоить ребят и разрулить ситуацию.
— Спокойно, берем все транспаранты, выставку, украшения и за мной.
— Куда-а-а-а… — захлёбываясь слезами, простонала Полина. — Всё-е-е-е-о-о-о про-па-ало-о-о-о…
— Полина права, Егор Александрович, — угрюмо буркнул Пашка. — Некуда нам идти со всем этим… — Барыкин пнул ногой деревянный ящик, в котором лежали аккуратно свернутые кумачовые полотна. Рядом стоял еще один с большими гвоздиками и рисунками в рамках.
— Грузим всё в грузовик и едем ко мне домой.
— И что там делать? Горе будем заливать? — цинично процедил Беспалов.
— Отставить упаднические разговорчики! — рявкнул на старшеклассников. — Я предполагал, что может случиться нечто неординарное. Правда, на такую катастрофу не рассчитывал, но всё равно подстраховался на всякий случай. Такой нереальной красоты не обещаю, но замена есть.
— Замена? — ребята еще не верили в мои слова, но в глубине юношеских глаз затеплился робкий лучик надежды.
— Замена не такая грандиозная, но есть. Грузим ящики, коробки и ко мне. Во дворе украсим машину и, нарядные, прибудем обратно в школу.
— Володя, эй, Володька, подъем. Хватит страдать. Зверь Горыныч. Ой… Егор Саныч дело говорит. Есть у него план…
— Да какое там… Один пуль и остался… — буркнул Свирюгин. — Нету ничего.
— Вставай, товарищ, нас ждут великие дела, — подбодрил я изобретателя. — Оставить страдания! Это не по-нашему, не по-советскому! Ребята, время, — поторопил я.
Десятый класс нехотя начал таскать ящики с украшениями к машине.
— Чего за план такой? — негромко поинтересовался Степан Григорьевич, проходя мимо меня с коробкой в руках.
— Запасной, — подмигнул я и поинтересовался. — Степан Григорьевич, а у вас есть веревка или, ну не знаю, лента какая?
— Тебе зачем? — нахмурился завхоз.
— Оцепить место преступления, — со всей серьезностью объявил я. — Мы сейчас участкового вызовем, пусть зафиксирует вандализм и начинает разбираться. Это не просто диверсия. Это диверсия, направленная на историческую дату. С этим должны компетентные органы разбираться.
«Ну и мы немного поможем», — добавил про себя, чтобы не провоцировать парней на поиски наглого хулигана и на самосуд.