Шрифт:
Темно, холодно, роса на траве. Чувствую себя мешком картошки, который палками отходили. Не помню, когда мне в последний раз удавалось нормально поспать. Душана почти всю ночь сидела на моей кровати и даже не шевелилась. Я же лежал на боку и сопел, притворяясь спящим.
Солнце едва выглянуло из-за горизонта, почти всё село ещё дремлет, однако на месте я встречаю Светозару. Девушка выглядит бодрой и полной сил. Вот бы мне её энергию: она всегда носится по селу независимо от того, сколько спала и позавтракала ли. Волхвы, что с них взять? Пламя внутри, пламя снаружи.
— Так и знала, что встречу тебя здесь, — произносит. — Ты вчера был сам не свой.
— Не удивительно. Утром я встретил девушку, которую теперь считаю любовью всей моей жизни, а днём произошло событие, которое заставило меня забыть о ней.
— Ты что, совсем не спал?
— Чуть-чуть удалось, самую малость. Я так устал этой ночью, ты не представляешь! Мама сидела на моей кровати и говорила, как любит меня.
— Ничего себе! Бедняга какой!
— Вот-вот.
— Как ты себя чувствуешь? По поводу её возвращения?
Наклоняюсь поближе к девушке, чтобы никто нас не услышал, хотя сейчас поблизости ни одного любопытного уха. Даже не знаю, кого я опасаюсь.
— Тебе Душана не показалась какой-то… странной? — спрашиваю.
— В каком смысле?
— Ну например, что она ни разу не моргнула?
— Не… моргала вроде бы… Или нет? Я не помню. Обычно я не обращаю внимание на такие вещи. Я вчера поговорила с Душаной — совершенно нормальная, весёлая женщина. Не умертвие.
— Это да, умертвие не уцелело бы после целого ведра святой воды.
— Так почему ты такой подозрительный?
— Сам не понимаю, — вздыхаю. — Чувствую что-то, а понять не могу.
— Вчера половина Вещего поговорила с твоей мамой и никто ничего не заметил. Все говорят, что она такой и была, до того как умерла. Тебе нужно радоваться, а не тревожиться. Если бы поп не запретил, я бы твоего отца на коленях умоляла бабушку мою вернуть.
— Знаю.
У Светозары умерла любимая бабушка когда-то. Таков ход вещей: житие у нас тяжкое, все кого-то теряют. Но повезло только мне. Только у меня вернулся покойный родственник. И не в виде разложившегося трупа на гнилых ногах, а вполне живой, умный, весёлый.
— Только ты у нас такой смурной, — пожимает плечами Светозара. — Детишки все у Душаны на коленях посидели, никто не испугался. Только старшее поколение крестилось на входе — вот и всё.
— Да, — говорю. — Похоже у нас в селе случилось очень редкое чудо.
— Я хочу, чтобы ты вернулся домой и нормально поспал. Не хочу видеть тебя таким.
— Ладно, попробую.
Набираю два ведра воды и коромыслом несу их в дом. Должно быть, во мне разбередилась природная подозрительность, желание найти подвох на пустом месте. Возможно, и правда случилось обыкновенное чудо и не стоит искать в этом что-то плохое.
Всё-таки батя двадцать лет людей с животными лечил. И не просто болезни убирал, а пальцы отращивал, даже целую конечность однажды.
Есть у нас один старичок: ногу потерял ещё до моего рождения. Всю жизнь бедолага ходил с костылём, научился одной ногой обходиться. Несколько раз к Федоту подходил в разные года с просьбой новую ногу отрастить. Первые три раза папаня не справился, а на четвёртый в обморок упал, но часть тела вернул. Сам видел, как это произошло: обрубок стал увеличиваться в размерах, удлиняться, словно его кто-то изнутри надувает. А потом сменился нормальной ногой, разве что слегка розовой и мягкой, поскольку она ещё не привыкла к нашей грубой работе.
Уже тогда я удивился: это не взять два куска плоти и срастить их, это создать что-то новое из ничего.
Так и сейчас. Душана после пятнадцати лет в могиле лишилась кожи, мяса, глаз, языка… ну и остального, что есть у человека. Но всё это вернулось усилиями Федота — вот насколько он стал силён.
Похоже, беспокоиться и правда не о чем.
До самого вечера я тружусь в поле, перекапываю землю. Обрабатываю почву перед посадкой новой ржи. От нашей семьи я занимаюсь этим один, поскольку Федот с Душаной поддались внезапному романтическому порыву и отправились гулять по окрестностям, вспоминая значимые для них места. Папаня аж светится от счастья. Глядя на него, мне и самому становится тепло.
Настроение поднимается.
Работаю навеселе.
Даже хорошо, что Душана вернулась. У остальных семей в нашем селе по три-четыре ребёнка, а ещё есть бабушки, дедушки, многие живут вместе. В таких домах шум и гомон, там не соскучишься. А мы с батей много лет жили вдвоём, что слегка одиноко, особенно для него. Теперь у Федота снова есть жена и он может жить так же, как когда-то. Если мои родители счастливы, то и я.
— Что делаешь? — спрашивает Веда, паря над правым плечом.
— Ты о чём?