— Он бросается на всех? — Подгибаю ноги и сажусь, обхватив себя руками. Длинный мокрый подол холодит ноги, а у озера дует неприятный ветерок.

— Нет, не на всех, — сверкает улыбкой русалка. — Ты же невинна, с тобой больше шансов.

— Шансов, что не получит в глаз? — Пытаюсь стянуть на груди порванный корсаж, чтобы стало теплее.

— На то, что родится дракон. — Русалка поясняет мне это таким будничным тоном, будто ничего очевиднее нет. — Или невинная дева, или драконесса.

— Пусть наклепает дракончиков со своей кружавчатой дурындой. — Фыркаю. — Только жаль невинных девушек. — Стиснув зубы сиплю. — Маньяк и извращенец!

— Наклепает? — Русалка с интересом пробует новое слово, ещё раз произносит его с разными интонациями. — Забавно. Никогда такого не слышала. Ну да, наклепает, если успеет, конечно. Шанс, что невинная родит дракона — один к десяти, драконесса — один к двум. Эдгару не сильно приходится выбирать…

— Девушки закончились? — Скептично хмыкаю.

— Нет, это не так-то просто, как ты думаешь. Замуж выходят рано, лет в шестнадцать, а право первой брачной ночи отменили ещё при Сайгоне первом. Эдгар сам родился у люмьенки, его отец не сильно переживал по поводу того, что его матери было лет пятнадцать, не больше.

Прикрываю глаза в ужасе, некоторые мои ученицы ненамного младше, и представить их с коляской фантазия не позволяет. Зато становится понятно, почему меня здесь считают чуть ли не эксклюзивом.

— Эдгару остался сиротой в десять лет. Ему повезло, что нашлась драконесса, которая согласна продолжить его род. Сама посуди — такой брак приравнивается к приговору раннего вдовства, а если родится сын, то он не доживёт до преклонных лет.

Представляю себя на месте Санты, и по позвоночнику бежит холодная дрожь. Это или безусловная любовь и принятие или полная тупость. Вряд ли Санта способна любить кого-то кроме себя, значит…

— Я сразу поняла, что у Санты мозгов с воробьиный клюв.

— Нет, у неё как раз всё в порядке. — Русалка смеётся. — Её риски щедро оплачиваются императором. Можно купить всё, даже любовь. Разве в вашем мире не так?

Задумываюсь. Наверное, можно. Но по отношению к себе я никогда не примеряла такие отношения. Всё равно, обречь своего будущего ребёнка на короткую жизнь, есть в этом что-то гадкое. Сиреневая кукольная ящерица, оказывается, более махровая эгоистка, чем сам огненный дракон.

— Но, можно же что-то сделать? Кому нужны эти валуны? Эдгар может жить в другом месте?

— Ох, нет… Это долг! Для драконов он всегда на первом месте. Замок стоит на границе с государством Сеймур, кто-то же должен её охранять. Когда ты упала…

Прикрыв глаза, вспоминаю. Зелёные всполохи, хлопанье крыльев.

— Я упала сюда в разгар битвы?

— Да, именно. Красный бился с Серым, перехватил тебя у него и бросил в озеро.

— Не очень вежливо с его стороны.

— Наверное, его зверь почуял, что ты не утонешь, — я уже готовлюсь к очередной серии шуточек, но русалка произносит и вовсе неожиданное, — невинных оберегает дух девы озера.

— Дева озера? — Вскидываюсь, услышав знакомое словосочетание. — Я видела у Эдгара картину на стене.

Русалка мрачнеет, даже волосы становятся тусклыми и не отбрасывают прежнее жизнерадостное сияние.

— Когда-то озеро соединялось с морем речкой. Но первый Вэллиар, который поселился здесь, выкопал ров и перекрыл реку. Мы оказались отрезаны от остального водного мира. После этого, он взял силой нашу госпожу. Не выдержав позора, она умерла. А мы с тех пор вот здесь, — оборачивается и, указующим жестом, грустно обводит рукой водную гладь.

Зажимаю пальцами переносицу, и делаю глубокий вдох. Что-то неприятно тревожит меня, выворачивая душу наизнанку.

Похоже, насилие у драконов в крови. Привыкли получать всё, что им хочется, как избранная каста. Неужели не слышали об ухаживаниях, цветах и свиданиях? Добровольно лишают себя конфетно-букетного периода или они, в принципе, эмоционально травмированы?

Если предок дракона был также хорош собой, как и потомок, то, приложив немного усилий, мог бы получить красивую историю любви, а не жуткую трагедию.

— Последние силы госпожа вложила в заклинание, обрушив на замок дракона страшную бурю. — Вздыхаю, мне жаль бедную девушку. Надо же, умудрилась последние силы потратить на дождик, лучше бы наколдовала ему импотенцию до конца дней. Но русалка продолжает тихим голосом, её глаза затуманены. — … А когда небо расчистилось, дракон в человеческом обличии с горечью осматривал прохудившуюся крышу, растрескавшиеся стены и отсыревшие гобелены.

Подпираю щёки ладонями, заслушиваюсь. Голос русалки, чистый и хрустальный мелодично звенит над водной гладью. Перед глазами стоит плечистый мужчина с длинными волосами. Он недовольно ходит по затопленному внутреннему двору в высоких сапогах, покрикивает на прислугу, маскируя раздирающее его чувство виды раздражением.