— Он поднялся на башню Ангелов, откуда драконы взлетают в истинном облике. Хотел осмотреть последствия потопа с высоты. Тогда ещё там висело старинное зеркало, оставшееся от ситхов. Подойдя ближе, дракон заметил, что поверхность зеркала покрыта странными символами, которых раньше не было. Он подошел ближе, чтобы присмотреться, и вдруг в зеркале появилась Дева озера…

Голос русалки обрывается на высокой ноте, и я вздрагиваю. Даже у меня по спине побежали ледяные мурашки, хотя дракона-насильника мне не жаль.

— Она сказала ему, что отныне его истинная половина, предначертанная судьбой, станет причиной его гибели. И так будет со всеми его потоками на протяжении семи поколений. Её голос эхом разнёсся по каменным залам, и древние камни впитали его навсегда.

— Поторопилась, бедняжка. — Мысленно я всё же продолжаю голосовать за кастрацию, как за самое подходящее наказание. — Огненным драконам и так предстоит недолгая жизнь.

— Погибнуть от рук своей истинной — это хуже. — Русалка тяжело вздыхает. — Найти ту, к которой тянет со всей силы, и бежать от неё, не сметь приблизиться. Такого даже врагу не пожелаешь.

— Сам виноват, — бурчу в колени.

— Дракон в ярости расколотил зеркало, — продолжает русалка, будто не слыша меня, — и решил, что проклятье госпожи разрушено. Потому что с тех пор метка истинной Вэллиаров не зажглась ни на одной девушке.

Русалка вздыхает и переводит взгляд на меня. Глаза снова живые и ясные, слегка светятся. Видимо, это конец красивой сказки.

— Занятная жизнь у драконов. Сами себе жизнь испортили, сами себе путь выбрали и теперь страдают из-за эгоизма, жестокости и каких-то принципов. Ну да и ладно. — Встаю, одёргивая платье. — Мне-то теперь что делать?

12. Зов волн

— Мне-то теперь что делать? — спрашиваю у русалки, как опытного обитателя этого мира.

— Обратно иди, куда ещё. — Недоумевающе хлопает ресницами.

— В смысле? — округляю глаза и передёргиваю плечами, вспоминая гадких драконов. — Я туда не вернусь.

— Здесь ты тоже остаться не можешь. Ни еды, ни жилья, только вода. Денег у тебя нет, еды — тоже. Двуногие не ходят на дальние расстояния без припасов. Разве не так? — Небрежно заправляет за ухо серебряную прядь.

Понуро опускаю голову. Русалка права.

— Девушка, милая, — молитвенно складываю на груди руки. — Верни меня обратно.

— Я не знаю, как это сделать. — Оборачивается, словно услышав невидимый зов, и смотрит за спину.

Невольно слежу за её взглядом. На глади пруда появляются и качаются, как пушистые поплавки, другие светящиеся головы. Золотистая и медная.

— Ух ты, как феи Винкс, — охаю от неожиданности. — Так вас много?

— Всего трое. — Вздыхает. — Кстати, я — Мерилия. Приходи, если плохо будет! С сестрами потом познакомлю. Они стеснительные…

— А… — открываю рот, но она изящно изогнув хвост, уже ныряет в воды озера. — Когда прийти-то можно? — На автомате продолжаю начатую фразу, хотя понимаю, что мне уже никто не ответит.

Серебристая русалка подплывает к остальным и три светящиеся головы сближаются, будто секретничают или делятся новостями.

В надежде вскакиваю на ноги. Машу им руками.

— Эй, девчонки! Не бросайте меня, а?

Мой голос разносится над поверхностью воды. Русалочки дружно оборачиваются на мой вопль и одновременно, подпрыгнув, ныряют. У меня дыхание перехватывает от того, как у них получается слажено и изящно. Мне бы таких учениц, олимпийское золото бы взяли в прошлом году!

— Поговорите со мной! Пожалуйста!

Но мне отвечает только громкий лягушачий хор из камышей.

Финальный русалочий прыжок был красив, но теперь я остаюсь на берегу одна. В голове тысяч вопросов, и ответов на них теперь нет.

Тяжело вздохнув, беру в руки злополучный шлем, и прижав его к груди, чтобы скрыть рваный корсаж, пытаюсь взобраться по круче. В одном русалка права, нужно вернуться хотя бы для того, чтобы разжиться одеждой и деньгами. В драном платье я далеко не уйду.

— Эй, подожди.

От неожиданности опять роняю растреклятый шлем себе на ногу. Но не чувствую боли от радости. Может быть она зашьет мне платье, наколдует еды, даст карту… хоть что-то!

У берега сидит серебристая русалочка. Чуть поодаль на воде покачиваются ещё две.

— Мерилия, — радостно бросаюсь к ней.

— Ой, какая же ты шумная! — мило морщит носик. — Вот держи, — протягивает мне медальон на цепочке. — И больше не кричи так.

В мою ладонь ложится подвеска в виде кристалла, обрамлённого в серебро с узорами, напоминающими раковины.