Предположим, что генерал Атертон решил избавиться от жены ради любовницы. Зачем тогда этот спектакль с постригом? Руни говорил: так лишают магической силы драконов. Лишать того, чего у меня нет?

Кроме того, рассказывая в повозке о мире, Руни упомнил, что постриг — древняя традиция, теперь не используемая. Тогда какого чёрта они устроили?

И как с этим всем связана Кэтрин? Мерзавка спрятала артефакт слежения, чтобы меня нашли мародёры, и этот амулет служил гарантией того, что они привезут Сиару именно Ирис. Лиорд бросил что-то про невесту… только вот документов о разводе пока нет!

Я тру виски. Вопросов больше, чем ответов.

Снова смотрю на безжизненный пустырь. Всё так запутано.

Допустим, постриг — действительно древний ритуал, а информация на окраину империи доходит с опозданием. Тогда понятно, почему меня принимают за служанку.

Лиоры гордятся своими локонами — это символ статуса и достатка, поэтому даже у прислуги в Цитадели длинные волосы. Впрочем, чем дольше мы ехали в повозке, тем отчётливее я понимала: длинные локоны — скорее исключение из правил для жителей других регионов, где вода в дефиците. Получается, меня принимают за служанку только из-за причёски? Но кто тогда эта Элис, и почему она так легко согласилась на обман?

Пока не знаю ответов на все эти вопросы. Но чувствую: чтобы распутать клубок, нужно понять, для чего я здесь. Зачем отправлять Ирис в Двенадцатый регион? Просто, чтобы избавиться, выдав замуж за Сиара?

Бред какой-то.

Если Тринадцатый такой ужасный, то почему не послали её… меня… сразу туда, где вероятность умереть куда выше.

Стук в дверь прерывает мои размышления. На пороге — горничная с охапкой одежды.

— Хранитель Ривз просил передать, — говорит она, протягивая мне униформу.

Я молча беру одежду. Ткань грубая, шерстяная, явно не предназначенная для нежной кожи. Впрочем, какая нежность, когда речь идёт о служанке?

— Примерьте, — продолжает горничная, — если не подойдёт, постараюсь подыскать другой размер. И… — она вдруг замолкает и отводит глаза.

— Что? — хмурюсь я.

— Ничего, — горничная суетливо теребит уголок передника. — Просто… будьте осторожны. Хранитель Ривз не любит, когда его заставляют ждать.

Её слова настораживают. Неужели Ривз настолько страшен, что слуги боятся его гнева? Впрочем, судя по сегодняшнему дню, удивляться уже нечему.

Оставшись одна, на автомате закрываю дверь. Одежда летит на кровать.

Надену это тряпьё?

Снова смотрю на униформу. Вздыхаю и беру в руки шерстяную ткань. Она грубая, и колючая. Но выбора нет. Пока нет.

Спешно переодеваюсь. Униформа, к счастью, оказывается впору. Серое платье с высоким воротом прячет фигуру, а белый передник служит единственным украшением.

В животе урчит от голода, напоминая, что я давно ничего не ела.

Час, отведённый Ривзом, уже на исходе. Нужно идти.

Следующие пятнадцать минут пытаюсь отыскать столовую, бесцельно слоняясь по коридорам. Они все кажутся одинаковыми: мрачными, с голыми каменными стенами, едва освещёнными мерцающими сферами.

Наконец, выхожу к чему-то наподобие парадной галереи. Здесь больше света, стены украшены гобеленами, а из высоких окон открывается вид на внутренний двор.

— Простите, — обращаюсь к проходящему мимо дозорному, — не подскажете, как пройти в столовую?

Дозорный останавливается и хмурится.

— Чего рот разинула? — рявкает он. — Вон там спрашивай, — он ткнул пальцем куда-то в сторону и зашагал дальше.

Что же, гостеприимством здесь явно не отличаются.

Ещё несколько минут кружу по замку, как вдруг чувствую запах свежего хлеба. Следую за ним и оказываюсь на кухне.

Миловидная брюнетка соглашается помочь и ведёт меня к массивной дубовой двери, украшенной кованым гербом — драконом с раскрытой пастью.

Делаю глубокий вдох и толкаю дверь.

Наверное, раньше столовая поражала своим размахом, а сейчас хоть и содержится в идеальной чистоте, но убранство пришло в упадок. Высокие сводчатые потолки, обшарпанный массивный дубовый стол, украшенный серебряной посудой, огромный камин, в котором потрескивают поленья.

У окна стоит Ривз. Напротив него, словно солдаты, выстроились три девушки. Все коротко стриженные, в такой же униформе, как и я, но у каждой — свой оттенок волос, своя стать.

Хранитель кивком указывает на шеренгу, и я встаю рядом с рыжеволосой девушкой.