— Извините, господин майор…, - снова влез в рассуждения вышестоящих начальников корнет, — Я полагаю, что для одного поста хватит и десяти, максимум — пятнадцати мин. В запасе — да, придется держать еще столько же. Мы же не все подряд опутывать ими будем, а только направления, наиболее удобные для скрытного подхода.

Видя сомнения и даже скепсис у членов комиссии, Плещеев разозлился про себя и решил зайти с другого фланга:

— За прошедший летний период, согласно докладам и донесения с постов, малых крепостиц и пикетов, было произведено обстрелов… В результате которых было убито наповал девять нижних чинов. Еще четверо — скончались от ран впоследствии. Кроме этого, было ранено, пусть и существенно легче, еще двадцать нижних чинов. Давайте посчитаем, господа, во что обошлись казне империи сии потери. При очень поверхностном подсчете, который я произвел, содержание одного нижнего чина в год… Здесь, господа, я прикинул только те расходы, которые можно обсчитать более или менее точно: питание, обмундирование, содержание казарм и мест иного проживания, включая палатки в летнее время. Так вот… у меня получилась сумма в двести рублей на одного солдата. Двести рублей, господа! Тринадцать погибших или умерших от ран — это уже двести шестьдесят рублей убытку. Лечение раненых в лазарете — тоже чего-то да стоит! На место погибшего надо призвать другого рекрута. А это — опять же — кормежка, обмундирование, снаряжение и обучение. Кидайте — те же двести рублей на круг. Итого уже пятьсот двадцать рублей! Пятьсот двадцать рублей, господа! Пятьсот двадцать мин! Этого будет с избытком, чтобы оборудовать предлагаемой системой хотя бы те посты, которые попали в мой расчет.

Корнет перевел дух и оглядел офицеров. Кто-то, как Веселовский, был с ним согласен; кто-то — был в задумчивости, но были и те, кто кривился в отрицании. Один из таковых «сумничал»:

— Эко вы, корнет, как барышник-купец, все-то посчитали! Вам, думаю, не в армию следовало поступать, а приказчиком в лавку!

Плещеев задохнулся от возмущения.

«Это он сейчас чего — совсем берега попутал?!».

— Господин капитан! — протянул Юрий, — Ежели вы полагаете, что место мое, потомственного русского столбового дворянина — суть прилавок в лавке на рыночной площади, то не соблаговолите ли принять моих секундантов?

Поспешил вмешаться Веселовский:

— Так, господа! Я приказываю вам обоим успокоится и перевести дух! Ишь, раздухарились! Корнет! Вам горячность, как юноше, может, и к лицу, но как к офицеру… не пристала! А вы, господин капитан, думайте, что говорите! Это вообще полезно — думать, прежде чем говорить. Корнет прав, потери нашего Корпуса — суть потери нашей армии, а значит — и государства. А мы, я вам напоминаю, господа офицеры, есть люди государевы и обязаны заботиться об уменьшении таковых потерь!

В общем, порешили, что докладную записку о проведении испытаний по итогу подготовят и представят на суд командованию Отдельного Кавказского корпуса.

— Полезность вашего изобретения, господа, — выговаривал им троим после всего Веселовский, — Никто не оспаривает! Дело весьма нужное. Всего этого нам не хватает уже именно сейчас. Но… стоимость! Высокая стоимость будет весьма неприятным тормозом к внедрению. Знаете, что… Я разрешу некоторым командирам в инициативном порядке закупать какое-то количество этих самых… сигнальных мин. За счет полковых касс. Уверен — таковые желающие непременно найдутся. А вот ближе к осени мы и посмотрим — как повлияет их использование на количество потерь в разных частях. И вот тогда… На примере, на разнице в этих печальных цифрах, можно уже задать вопросы некоторым командирам… Почему они так наплевательски относятся к солдатской кровушке!

По виду Веселовского стало понятно, что далеко не все командиры частей у него в фаворе. И по факту, осенью, у подполковника будут развязаны руки, для некоторых кадровых изменений.

«М-да… только — сколько для этого нужно смертей солдат, чтобы начать какие-то изменения? И как быть? Если опытный штабист Веселовский не может вот так сразу, волевым решением, заставить принять их предложение? Куда уж мне-то… Плетью обуха не перешибешь!».

Большого труда стоило Плещееву успокоить и своих товарищей. С Грымовым было проще — тот был человеком в возрасте, а, значит, и с изрядным житейским опытом, понимал, что не все так просто. А вот Гордеев был изрядно расстроен.

— Максим Григорьевич! Ну что вы, в самом деле? Не сразу Москва строилась. Посудите сами: любая новинка, прежде чем стать повсеместно используемой обыденщиной, проходит непростой путь к внедрению и принятию нашим обществом. Ничего, будет и на нашей улице праздник. Полагаю, несмотря ни на что, нам нужно искать человека предприимчивого, кто начнет сие дело. Пусть пока малыми партиями, почти по себестоимости, только чтобы затраты отбить. А потом… Потом будет видно!

Но и здесь тоже было не все благополучно! По словам Грымова, непосредственно в Пятигорске требуемых им людей не было. Были какие-то ремесленные лавки, почти кустарные мастерские, но вот производство на них не начнешь! Да и в Ставрополе, даже подключив знакомых, штабс-капитан пока никого не нашел. Одни кандидаты в миллионщики качали головой, твердя, что свободных мощностей для начала производства нового изделия нет; другие — сомневались в целесообразности их задумок, кивая на волю начальства: «вот если будет решение лиц, облеченных властью — тогда другое дело!». Третьи… Третьи не имели капитала, чтобы начать неведомое.

«Прав был все-таки один местный, кавказский товарищ: «Кадры решают все!».

Однако был и плюс — для самого Плещеева лично. Грымов свел его с владельцем такой кустарной лавки и рукодельником по совместительству. Интересным для корнета сей человек был тем, что именно он изготовил латунные «жопки» всех мин. Как уж этот пожилой мещанин этого добился — Юрию было не особо интересно, но вот попробовать перезарядить все имеющиеся у него гильзы к пистолетам и карабину — почему нет?

— Ваш-бродь! Я-то не против, сделаю! Только вот в чем загвоздка — не все гильзы смогу переоснастить: отрывает часто сам картон от латунной головки, — объяснял мастер корнету.

— А что, сам изготовить эти гильзы и снова их запрессовать не сможешь?

Тот почесал затылок:

— Смогу. Только калибр-то — куда меньше, чем у энтих… мин. Сложности опять же…

— Так. Давай договоримся: переснарядишь сколько получится. Остальные — проверить на раздутие, и если какие в норме — тоже гильзы новые поставишь. И еще… Не надо снаряжать эти патроны пулями.

— А как? — удивился собеседник.

— Картечь!

По недолгому размышлению Плещеев решил, что пистолеты все равно далее двадцати-двадцати пяти метров использовать смысла нет никакого. За счет короткого гладкого ствола полет пули был вполне себе непредсказуем. А значит — что? Картечь! На таком расстоянии осыпь будет вполне приемлемой. На короткой дистанции шесть или восемь картечин все же предпочтительнее, чем пусть и гораздо большая, но — одна пуля. Карабин — то же самое. Ствол у него все-то сантиметров шестьдесят или семьдесят.