«Будет у меня лупара!».

— А какой диаметр картечи будем делать? — спросил мастер.

«Миллиметров пять? Маловато. Пусть будет — восемь!».

— Делай на треть дюйма, в самый раз! Только обязательно проверь — чтобы и по диаметру, и по весу все были одинаковые. И круглые! Это — обязательно. Пулелейку сам сделаешь.

Рукодельник кивнул:

— Только уж с вас, ваше благородие, тогда пистоны без задержки.

— Закажу в Ставрополе! Думаю, через пару недель уже привезут, — согласился Юрий и подумал:

«Надо посидеть, покумекать, да заказать этому умельцу всю справу по перезарядке патронов. Только гильзы у него покупать!».

Он в детстве и юности неоднократно помогал отцу снаряжать патроны перед открытием охотничьего сезона. Плехов-старший вполне мог позволить себе покупать их в необходимом количестве, но этот процесс относил к некоей магии и непременно сам «священнодействовал» в предвкушении выезда на природу с друзьями и приятелями.

— Покупные патроны, Женька, это я тебе скажу — лотерея та еще! Ладно там — фабрики и заводы разные. Но ведь и от партии патронов тоже многое зависит. Бывает возьмешь уже привычные — а вот хрен там! Осыпь совсем другая. Не дело это! Это и промахи досадные, и подранки постоянные. А вот когда сам — не торопясь все тщательно отмеришь, аккуратно запыжуешь, да и капсюли пальчиками откатаешь, проверишь — нет ли сомнительных… Вот тогда — да, можешь быть уверен, что выстрел будет резким, хлестким, а не этаким… пуком!

Плехов помнил, какие были «причиндалы» у отца для переснаряжения патронов, и полагал, что для этого мастера изготовить их труда не составит.

Еще по осени Плещеев решил, что горская одежда, подаренная ему казаками, не в полной мере подходит для повседневной деятельности. Она все же относилась к хорошей и недешевой, за счет качества ткани, ее окраски и общей аккуратности пошива. Не совсем парадная, но и явно не из числа рабочей. Потому корнет присмотрелся на базаре и с помощью все того же Никитки купил себе комплект попроще, чтобы и в дорогу, и в горы, если понадобится. Чтобы не жалко было, если что случится!

Новая черкеска серо-буро-коричневого колера изрядно отдавала в зелень. Никитка даже поморщился:

— Не, ваш-бродь… Не советую! Явно краски самоделишные брали при окраске сукна. Нестойкие они. Вроде одежка новая, а выглядит уже не баско. А ежели ее еще солнышком обдаст, выгорит и вообще — черт-те что будет.

— Никит! А если подумать, а? — усмехнулся корнет, — Пусть она и выгорит, но…

Юрий наставительно поднял палец вверх:

— Сам подумай-ка… Что проще будет в зелени леса или там — на скалах с кустами высмотреть — вот эту, невзрачную или твою тёмно-синюю?

Казак хмыкнул, почесал затылок:

— Ну… ежели с такой стороны… То, конечно, эта будет куда как лучше!

По тому же принципу Плещеев выбрал и башлык, а также бешмет и штаны. Даже папаху взял не ту, что покрасивше, а этакую… серо-желтую, со стриженой шерстью.

Кроме того, «жаба» не подписала его на постоянное использование его знаменитой шашки и чуть менее знаменитого кинжала. А потому, по совету Никиты, выбрал он добротную, но простенькую шашку. А еще вдобавок к белому оружию, выбрал корнет нож-бичак. Нож продавался в комплекте с кинжалом: на кожаных ножнах кинжала с обратной стороны были дополнительные ножны, именно для ножа. Сам ножик корнету понравился — небольшой, клинок сантиметров шестнадцати в длину, не больше. Или если по-местному — четыре вершка! Но в руке сидел бичак хорошо, удобно. И баланс позволял при необходимости использовать его как швырковый. Плещеев не застеснялся, и, немного рисуясь, метнул его метров с пяти в косяк двери соседской лавки.

«Хорошо получилось! Куда хотел — туда и попал. Да и хлестко вышло, как на картинке!».

— Ишь ты! — усмехнулся одобрительно Никита, — Как вы, ваш-бродь, навострились-то…

Именно в таком виде он и возвращался в компании с Гордеевым в город после очередной вылазки в лес для апробации сигнальной мины с терочным запалом.

Гордеев верхом на одной из кобыл корнета смотрелся забавно. Плещееву поневоле приходилось сдерживаться, чтобы не улыбаться, глядя на приятеля. Сам-то корнет был — ого-го! Кавалерист! Пусть и не абрек с отточенной годами джигитовкой, и даже до казачков с их навыками ему было далеко, но, если разобраться-то… Ведь и те и другие верхом на коня садились едва ли не раньше, чем начинали ходить, а Плещеев стал предметно заниматься этим делом, лишь поступив в кадетский корпус, то есть лет в двенадцать. Да и в корпусе том — обычные занятия, ведь половина кадетов предназначалась в пехотные полки разных дивизий. И лишь в полку… Так что, особых умений у него самого не было, так — добротно, но не более. Но артиллерист верхом на лошади смотрелся еще менее презентабельно, чем Юрий.

Гордеев, похоже, понимал причину ухмылок, нет-нет да и прорывающихся на физиономии гусара, а потому — бухтел и пыхтел закипающим чайником. Только вот напрямую сказать было невместно, а потому Максим выбрал другую тему для выражения своего недовольства.

— Ну не нравится мне все это! Не нравится! — сетовал подпоручик, — Надоела она мне — хуже горькой редьки!

«Это он все про ту же купчиху! И душная она, и человек ограниченный, и нравы у нее — не те. В общем, не предмет страсти и тайных воздыханий. Можно подумать, это я его к ней в кровать подложил! Или заставляю его совокупляться с хозяйкой нашего холостяцкого флигеля. Мне бы самому как-то со своими бабами разобраться!».

Мысли об этом — нет-нет да всплывали в голове гусара назойливыми осенними мухами. В принципе… В принципе-то — никаких особых проблем нет, но…

Машеньку он по большому счету уже излечил от всех имевшихся у нее недугов. Женщина расцвела и явно похорошела, была весела и ласкова с ним — пуще всех ожиданий. А еще на подходе обещанное лечение другой этуали — Анфиски.

«Хотя ту этуалью особо-то не назовешь. Не тот типаж!».

По какой-то причине Плещеев с уверенностью мог сказать, что Анфиску он тоже — того… Оприходует! И сам не удержится — он-то свою натуру знает, чего там! Да и веселушка эта… Скорее всего, тоже решит отблагодарить «лекаря» тем же способом, что и ее подруга.