— Идиоты, — Митька рыгнул. — Какая кара, какие грехи? Жрать надо, а не в небо пялиться.

— Вот именно. — Иуда откупорил вторую банку тушёнки. — Пусть молятся. Больше нам останется.

Они продолжали обжираться, не думая о завтрашнем дне. Свеча оплывала, отбрасывая уродливые тени на стены мёртвого дома. Где-то в ночи выла сирена — очередная атака Бездушных на стены. Но ворам не было дела до чужих бед. У них был праздник живота, купленный ценой детских слёз.

Утренний обход стен начался с неприятного разговора. Патроны расходовались слишком быстро — бойцы палили по каждому Трухляку, появившемуся в поле зрения.

— С сегодняшнего дня меняем тактику, — объявил я собравшимся командирам. — Огнестрельное оружие только против Стриг и более опасных тварей. Трухляков рубим холодным оружием.

— Но воевода, наши топоры и копья не всегда пробивают их шкуру, — возразил один из сержантов.

Я кивнул, ожидая подобной реакции. Достал из-за спины алебарду, которую создал этой ночью. Лезвие из Сумеречной стали отливало тёмно-синим в утреннем свете.

— Берите. Каждому бойцу достанется топор или алебарда из этого металла. Режет любую плоть, как масло.

Бойцы передавали оружие из рук в руки, восхищённо присвистывая. Молодой дружинник провёл пальцем по полотну топорища:

— Красота какая! Как зеркало…

Они не понимали истинной ценности Сумеречной стали. Каждый топор стоил как хорошее поместье, каждая алебарда — как годовое жалование сотни солдат. Но сейчас важнее было сохранить боеприпасы для решающих схваток.

После раздачи оружия я нашёл Бориса у восточных ворот. Мой заместитель уже собрал полтора десятка бойцов — крепких мужиков без магического дара, но с боевым опытом.

— Отобрал лучших, — доложил Борис. — Все добровольцы, понимают риск.

Я обвёл взглядом собравшихся, отметив присутствие Кузьмича, который возглавит этот отряд. Охотники, бывшие Стрельцы и ветераны, просто отчаянные смельчаки. Им предстояло выйти за стены через потайной ход для разведки позиций Бездушных и сбора Реликтов.

— Задача простая, — начал я. — Выходите через туннель, обходите лес по краю. Считаете примерное количество тварей, отмечаете их расположение. Если найдёте Реликты — собираете, но без фанатизма. Жизни важнее любых растений.

Мужики кивали, проверяя снаряжение. Я добавил:

— При первой опасности — назад. Никакого геройства.

В этот момент ко мне подбежал запыхавшийся Захар:

— Прохор Игнатич! Барин! Беда! Ночью склад обокрали!

Я резко обернулся:

— Какой склад?

— Третий амбар. Сегодня при осмотре обнаружили.

Лицо моё окаменело. Я предчувствовал что-то подобное, но надеялся, что новые меры безопасности сработают. Видимо, ублюдки успели сработать раньше, чем усилили охрану складов.

— Менталист, — процедил я сквозь зубы. — Тот же, что карточки ворует.

Борис нахмурился:

— Прикажете организовать поиски?

Я оскалился в злой усмешке:

— Нет. Я сам займусь этими крысами. Хватит церемониться.

Утро в лагере беженцев начиналось с привычной суеты. Иуда сидел на перевёрнутом ящике возле барака, наблюдая за потоком людей. У дальней стены собралась группа беженцев — человек двадцать стояли на коленях вокруг худого, лысого как коленка, мужчины, который что-то страстно вещал, воздевая руки к небу. «Покайтесь!» — долетали обрывки слов. — «Гон послан за грехи наши!»

Рядом Митька перебирал вчерашнюю добычу — банки тушёнки, куски сала, хлеб. К ним подошла женщина лет тридцати пяти, закутанная в потрёпанную шаль. Под глазами тёмные круги, в лице читалась почти хроническая усталость, а стойкий запах пороха сообщал всем окружающим, что та работает в оружейном цеху, собирая боеприпасы.

— Говорят, у вас… у вас есть еда? — едва слышно спросила она. — Мне нужно больше, чем дают по карточкам. У меня трое детей, растут быстро, всё время голодные… Капризничают… Они не привыкли так, привыкли чтобы всего вдоволь.

Иуда окинул её оценивающим взглядом. Одежда когда-то была дорогой, на пальце след от обручального кольца. Вдова, значит. Из тех, кто раньше жил припеваючи, а теперь вынуждена полагаться на чужую милость.

— Есть, — он кивнул на банку сгущёнки. — Только не за спасибо.

Женщина судорожно порылась в карманах, достала серебряную цепочку с медальоном.

— Это всё, что осталось… Муж был купцом, погиб при эвакуации из Покрова. Я бы не стала просить, но дети… Младшему всего пять, он постоянно просит чего-нибудь сладкого.