Трувор на секунду замирает, и я вижу, как подрагивает уголок его губ:

— Помнишь, мы с тобой и Синеусом строили крепость из брёвен у реки? Ты тогда сказал, что она защитит всех, кто внутри.

— Помню, — неохотно признаю я. — Нам было по десять лет.

— Десять тебе, четырнадцать мне, — поправляет брат, и в его голосе проскальзывает тепло. — Ты всегда хотел защищать. Я — понимать. А Синеус…

— Синеус хотел сражаться, — заканчиваю я, и мы оба на мгновение замолкаем.

Трувор возвращается к столу, но его движения уже не так точны:

— Я начал изучать Алчущих после Кровавой зимы.

Я бы не смог забыть её, даже если бы захотел. Три месяца осады, когда орды тварей окружили город нашего отца. Голод, холод, и каждую ночь — атаки.

— Тогда погибла половина ополчения, — продолжает брат, и его голос становится тише. — И маленькая Ингрид, дочь хэрсира Эрика. Ей было всего семь. Она… она просто вышла за водой к колодцу, но Летун…

Я помню Ингрид. Светлые косички, веснушки, заливистый смех. Она часто играла во дворце с детьми слуг.

— Я тогда поклялся, — Трувор сжимает кулаки, — что найду способ остановить это. Любой способ. И я нашёл.

Трувор разворачивает передо мной очередной чертёж.

— Посмотри на эту конструкцию. Я зову её Маяком Жизни. Несколько пафосно, но что поделать… — он крутит ладонью, как бы говоря, что даже для него неизбежны простые человеческие слабости. — Шесть энергетических узлов с гигантскими Зёрнами, система резонансных усилителей. Этот артефакт защитит тысячи людей, сделает их сильнее, здоровее, умнее. Ни один Алчущий не сможет приблизиться. Дети смогут играть за стенами города, Хродрик. Смогут ходить к колодцу без страха. Разве их жизни не стоят жертв, принесённых ради создания такого артефакта?

Прошлый «я» изучает схему, несмотря на отвращение к философии брата. Конструкция действительно гениальна — каждая деталь просчитана с математической точностью. Центральный резонатор, волновые излучатели, система фильтров некротической энергии.

Именно ради этого момента будущий «я» и решился на опасный ритуал. Мой взгляд скользит по схемам энергетических контуров, запоминая расположение резонансных усилителей, точки подключения кристаллических матриц, формулы расчёта волновых частот.

Каждая деталь критически важна. Я впитываю информацию, словно губка — углы наклона опорных балок, материалы для изоляционных слоёв, последовательность активации энергетических узлов. Всё это понадобится Арсеньеву, Карпову и Соболевой для воссоздания гениального изобретения моего брата.

Во время разглядывания чертежа часть меня — та часть, что помнит всех погибших — хочет согласиться. Поразительный артефакт, но…

— И сколько таких как Ингрид должно умереть, чтобы наполнить эти Зёрна силой? — спрашиваю я, указывая на шесть энергетических узлов. — Сколько детей мы принесём в жертву ради защиты других детей? Гигантские Зёрна редки — Жнецы уходят от прямого столкновения, командуя издали. И судя по чертежу, далеко не каждое Зерно подойдёт этому артефакту. Значит, Жнеца придётся создавать искусственно. Откармливать! — выплёвываю я. — Я верно понимаю твой замысел?..

Перо в руке Трувора ломается пополам. Он смотрит на обломки с удивлением, словно не понимая, как это произошло:

— Я… я думал об источниках. Преступники, приговорённые к смерти. Смертельно больные, которые всё равно…

— Ты слышишь себя? — я делаю шаг к нему. — Ты уже составляешь списки тех, кого можно принести в жертву. Сегодня преступники, завтра — больные, послезавтра — старики. А потом?

— Это не так! — впервые за разговор Трувор повышает голос, и я вижу в его глазах боль. — Я пытаюсь спасти человечество! Ты видел отчёты с границ — Алчущих становится больше с каждым годом. Мы не успеваем их уничтожать!

— Тогда мы будем сражаться упорнее.

— Как отец? — слова вылетают прежде, чем Трувор успевает их остановить.

Повисает тишина. Мы оба помним, как погиб наш отец — вместе с отрядом своих хирдманов, окружённый сотней Алчущих, прикрывая отступление отряда беженцев.

— Отец умер человеком, — наконец говорю я. — Он спас три деревни.

— И оставил нас сиротами в шестнадцать лет! — в голосе Трувора прорывается старая боль. — Если бы у него было достаточно Зёрен, если бы он был сильнее…

— Он был достаточно силён, — твёрдо отвечаю я. — Сила не в магии, брат. Сила в выборе. Отец выбрал спасти других ценой своей жизни. В этом наша человечность.

Трувор отворачивается, и я вижу, как дрожат его плечи:

— А что, если я не хочу терять больше никого? Что, если я устал хоронить тех, кого люблю?

На мгновение передо мной не гениальный учёный, а испуганный юноша, который так и не смог принять смерть отца.