Я ждал. Знал, что это была лишь прелюдия.

— Ты тратишь больше времени, чем мы договаривались, Илья, — его голос был по-прежнему ровным, но в нем прорезались нотки металла. — Я ждал от тебя вестей по делу Волкова и Сычева. А вместо этого — тишина.

Я напрягся. Он пришел не из-за Борисовой. Точнее, не только из-за нее.

— Я помню о нашем уговоре, — ответил я.

— Помнишь? — он скептически хмыкнул. — Этого мало. Я слышал, ты тут всех на уши поставил. Пациента Шевченко с того света вытащил, подлог раскрыл… Времени, я так понимаю, у тебя не было?

Его тон был обманчиво-мягким, но это был вызов. Он проверял, не решил ли я соскочить с крючка после своих недавних побед.

— У меня действительно был сложный пациент, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Решение его проблемы было в приоритете.

Мышкин усмехнулся одними уголками губ.

— И Борисова со своими фокусами. Понимаю. Сначала — неотложные дела. Но Шевченко спасен. Борисова обезврежена. Она, кстати, уже дает показания. Очень интересные. И пытается выторговать себе сделку, свалив все на старших товарищей. Но сейчас не об этом.

Он убрал так и не прикуренную сигарету обратно в портсигар. Его тон снова стал жестким, пропала даже тень этой издевательской вежливости.

— Что дальше, Илья? Времени у нас больше нет…

— А он чертовски прав, двуногий, — прошептал у меня в голове Фырк. — Крысы очень хорошо чуют, когда корабль, на котором они столько времени жрали припасы, начинает тонуть. Один неверный шаг, и они либо сбегут, либо попытаются сожрать тебя самого.

Мышкин подошел к двери и, уже взявшись за ручку, остановился.

— Я жду движений, Илья, — бросил он через плечо. — Информация. Она мне нужна.

Он вышел, оставив меня одного в тишине.

Я несколько секунд стоял, переваривая услышанное. Долг платежом красен. Кристина помогла мне, рискуя всем. Теперь моя очередь делать ход. И, судя по всему, Мышкин не даст мне просто так соскочить с этого крючка. Придется действовать.

Времени на раскачку больше не оставалось.

Кристину я нашел там, где и ожидал — на сестринском посту хирургического отделения. Она сидела за столом и сосредоточенно заполняла какие-то журналы, высунув от усердия кончик языка. Она была так поглощена работой, что даже не заметила, как я подошел.

— Кристина.

Она вздрогнула и подняла глаза. Увидев меня, она тут же расплылась в своей фирменной, немного кокетливой улыбке.

— О, Илья! Герой дня! Я уж думала, ты пошел отдыхать и праздновать победу.

Но улыбка ее тут же медленно угасла, когда она увидела выражение моего лица.

— Что… что-то случилось?

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал я ровным, лишенным эмоций голосом. — После твоей смены. Очень серьезно.

В ее глазах тут же мелькнула тревога.

— Что… что-то серьезное? Я что-то сделала не так?

— В кафе напротив. Через дорогу. Не опаздывай, это важно.

Я развернулся и ушел, не дожидаясь ответа. Я знал, что она придет. Любопытство и тревога всегда сильнее страха.

Вечером в маленьком, полупустом кафе пахло горьким кофе и сладкой корицей. Я выбрал самый дальний столик в углу, погруженный в полумрак, откуда было хорошо видно весь зал, но сам я оставался неприметной тенью. Идеальное место для разговора не для чужих ушей.

Кристина вошла через десять минут после назначенного времени. Она успела переодеться. Мешковатый медицинский халат сменила яркая шелковая блузка с таким глубоким вырезом, что он был на грани приличия. На лице — аккуратный вечерний макияж, распущенные волосы мягко обрамляли плечи. Приготовилась. Значит, все-таки до последнего надеялась, что это свидание. Мне стало ее почти жаль. Этот вечер определенно разрушит ее ожидания.

Она подошла, села напротив, и я тут же почувствовал волну ее духов — сладких и немного дурманящих. Мы заказали кофе. Молчание, повисшее между нами, было вязким и тяжелым. Она теребила край салфетки, я — просто смотрел на нее, давая ей возможность занервничать еще сильнее.

Я незаметно активировал свой «Сонар». Ее пульс был учащенным, где-то в районе девяноста ударов в минуту. Она ждала. Волновалась.

— Я знаю про схему твоего дяди, Кристина. Про ворованные лекарства.

Я сказал это тихо, без нажима, просто констатируя факт. Но эффект был как от взорвавшейся бомбы.

Ее рука, державшая изящную кофейную чашку, дрогнула. Пульс на моем внутреннем мониторе тут же скакнул до ста двадцати ударов. Она замерла, как пойманная на горячем кошка. Затем попыталась выдавить из себя улыбку, но получилось жалко и неубедительно.