Я подняла глаза на Макса. Он стоял, прислонившись к столешнице, и смотрел на меня, вытирая платком кровь с губы. Его взгляд был тяжелым, властным, полным того самого собственнического удовлетворения.

— Нравится? — хрипло спросил он, имея в виду, конечно, телефон. Но мне показалось, что он спрашивает про фото. Про то, что он владеет теперь и этим моментом моего прошлого тоже.

Я не смогла вымолвить ни слова. Просто кивнула, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

Он улыбнулся своей разбитой губой. —Отлично. Теперь ты всегда на связи. Всегда со мной.

— И кстати Юля, у меня к тебе есть просьба. Мне нужно чтобы ты родила мне сына, наследника — Сказал мужчина.

Я застыла на мгновение, его слова все еще эхом отдавались в тишине кухни. Сын. Наследник. Сердце сделало странный прыжок — не только от страха, но и от чего-то еще. От щемящей, давно забытой надежды.

Я посмотрела на него — на его разбитое лицо, в котором читалась не только жесткость, но и удивительная уязвимость. Этот сильный, могущественный мужчина боялся времени. И он выбрал меня.

Слезы счастья и смятения выступили на глазах. Да, это было внезапно. Пугающе. Но...

Я сделала шаг к нему, моя рука сама потянулась коснуться его руки. —Макс... — голос мой дрожал, но в нем звучала решимость. — Я... я помогу исполнить твою мечту.

Я увидела, как его напряженные плечи чуть опустились, будто с них свалилась тяжесть.

— Ты спас меня, — прошептала я, глядя ему прямо в глаза. — От Ромы. От моего прошлого... от того быта, где я была никем. Ты дал мне все это... — я обвела рукой роскошную кухню. — Ты увидел во мне то, чего не видел никто другой. Силу. Даже я сама ее в себе не видела.

Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Радость боролась с тревогой, но благодарность и зарождающаяся привязанность побеждали. —Если ты веришь, что я смогу... что мы сможем... то да. Я хочу этого. Я хочу дать тебе сына.

Но затем мои пальцы слегка сжали его руку, и в голосе прозвучала легкая, едва уловимая нотка неуверенности. —Это так... быстро. И так серьезно. Просто... дай мне немного времени, чтобы привыкнуть к этой мысли, хорошо? Я не кукла. Я хочу понять все. Для нас обоих. Для нашего будущего.

Я произнесла это не как протест, а как просьбу. Как желание быть частью его плана.

— Только, Юль, я даю подумать тебе ровно неделю. Не хочу ждать, я все таки деловой человек — Сказал мужчина, громко и чётко, даже воздух в комнате шелохнулся.

Его слова, такие спокойные и в то же время не терпящие возражений, повисли в воздухе тяжелым колоколом. Не долго. Спустя неделю.

Он давал мне время. Но не милость. Не безграничное понимание. Это был ультиматум, обернутый в бархат. Срок, отмеренный его нетерпением.

Я почувствовала, как только что расправившиеся плечи снова напряглись. Легкая улыбка застыла на моих губах. Сердце, которое секунду назад трепетало от надежды, теперь застучало с новой силой — теперь от осознания ловушки.

Но я кивнула, стараясь, чтобы жест выглядел уверенным. Благодарным. —Хорошо, Макс. Спасибо. Неделя… — я сделала глубокий вдох, словно ловя ртом воздух в слишком тесном помещении. — Этого достаточно. Я должна… я хочу принять правильное решение. Для нас. Для нашего будущего.

Я произнесла это, вкладывая в слово «нашего» всю возможную нежность и преданность, на которую была способна. Я должна была играть эту роль. Роль спасенной, благодарной, готовой на все женщины. Пока не пойму, как мне быть.

Он наблюдал за мной, его пронзительный взгляд, казалось, сканировал каждую мою эмоцию, каждое движение лицевых мышц. Казалось, он искал следы сомнения, страха, неискренности.

Наконец, он медленно кивнул, и тень удовлетворения скользнула в его глазах. —Я жду твоего ответа, Юленька. Я знаю, он будет правильным.

Он повернулся и вышел, оставив меня одну с телефоном в одной руке и с тяжелым камнем на сердце — в другой.

Неделя. Всего семь дней, чтобы решить, готова ли я навсегда связать свою жизнь, свое тело, будущее своего ребенка с этим человеком. С его миром, полным теней, жестокости и невысказанных угроз.

Радость угасла, сменившись трезвым, холодным расчетом. Да, он спас меня. Но цена этой свободы с каждым часом становилась все страшнее и очевиднее.