— Вот только как же вы поедете к его светлости в нашем старом скрипучем экипаже? — расстроилась мадам Бернар.

Но на такую мелочь я решила не обращать никакого внимания. Герцог прекрасно знал, когда приглашал меня на бал, что я приеду отнюдь не в роскошной карете. И если это не смущало его самого, то почему должно было смущать меня?

Впрочем, и эта проблема неожиданно разрешилась. Потому что когда месье Бернар отправился в конюшню запрягать лошадь, к больнице подъехал экипаж Кендалов, и милейшая супруга Амбуаза Дороти помахала мне рукой.

— Мы подумали, дорогая мадемуазель Эстре, что вам совершенно ни к чему заставлять своего кучера проделывать такую дорогу. Вы же не откажетесь поехать вместе с нами?

Их карета по красоте и изяществу ничуть не уступала карете его светлости, что я и не преминула сказать вслух, чем очень польстила ее хозяину. И всю дорогу мы приятно беседовали, и я имела возможность убедиться, что лечение цитрусовыми уже пошло месье Кендалу на пользу.

На улице уже смеркалось, но когда карета, въехав в ворота поместья его светлости, поехала через красивейший парк, и в окне показался залитый огнями дворец, я не смогла сдержать вздох восхищения.

Здесь всё было роскошным, но при этом это была не показная роскошь, а та, которая отвечала всем правилам хорошего вкуса. Не «чересчур», а исключительно в меру.

Экипаж остановился перед крыльцом, и лакей в расшитой позументом ливрее тут же распахнул двери. Мы поднялись по расстеленной на ступенях дорожке и вошли внутрь здания.

В огромном вестибюле было светло и красиво. Мы отдали лакеям наши меховые накидки и проследовали дальше, к парадной лестнице из белоснежного мрамора.

И вот тут-то во всей этой удивительной бочке меда и оказалась ложка дегтя — потому что на верхней площадке лестницы гостей встречал не хозяин дома, а его невеста. И когда мы приблизились к ней, лицо ее скривилось, будто она проглотила лимон. А дрогнувшие в пренебрежительной усмешке губы отдали распоряжение стоявшему чуть поодаль дворецком:

— Откройте пошире окно! У некоторых дам здесь такой вызывающе-вульгарный парфюм, что невозможно дышать.

Я понимала, кому на самом деле были адресованы эти грубые слова — мне! Именно меня она хотела ими уязвить. Но эта стрела не достигла цели. Потому что на мне не было никакого парфюма вовсе — разве что остатки аромата жасминового мыла.

А мадам Кендал пользовалась явно очень дорогой и очень нежной туалетной водой, так что невеста хозяина оплошала по всем фронтам.

И возможно, она поняла это, потому что не постеснялась добавить:

— Рада приветствовать вас в нашем дворце, господа! И вас тоже, мадемуазель Эстре. Вы, должно быть, на таком приеме впервые? Прошу вас, не стесняйтесь! И хотя я уверена, что танцы пройдут без вас, по крайней мере, вы сможете насладиться закусками.

Это было не просто невежливо. Это была та дерзость, которую не имела права позволять себе хозяйка бала ни при каких обстоятельствах. И месье Кендал, обиженный за меня, как раз собирался сказать ей что-то в ответ, когда из-за ее спины появился сам герцог Лавальер.

— Добро пожаловать, месье и мадам Кендал! Добро пожаловать, мадемуазель Эстре!

Он галантно поцеловал руки и Дороти, и мне и сопроводил это приветливой улыбкой. Но я заметила, какой негодующий взгляд он бросил на свою невесту.

Мы прошли в бальную залу, и тут мадам Кендал дала выход своему возмущению:

— Нет, вы только послушайте эту глупую курицу! Она еще не стала хозяйкой этого дома, а уже позволяет себе такие заявления! На месте его светлости я бы десять раз подумала, прежде чем связывать себя узами брака с такой особой! Да если бы она знала, сколько стоит мой парфюм, то удавилась бы от зависти!

Мы с ее супругом постарались, как могли, успокоить ее, но она продолжала гневаться:

— А уж ее заявление о том, что мадемуазель Эстре останется на танцах без партнера и вовсе не поддается никакому объяснению! Да наша мадемуазель самая красивая барышня на этом балу! Не правда ли, Амбуаз?

Месье Кендал охотно это подтвердил, вогнав меня в краску, а потом еще и добавил:

— Сдается мне, дорогая Дороти, что именно поэтому мадемуазель Рошен так и сказала. Рядом с нашей мадемуазель ее потуги быть королевой бала просто смешны.

— А мы утрем ей нос! — без тени сомнений заявила мадам Кендал. — Ты же не откажешься, Амбуаз, пригласить мадемуазель Эстре на первый же танец?

— Почту за честь! — откликнулся он.

Но делать этого не пришлось.

Когда все гости собрались, и распорядитель бала объявил о его начале, тихая музыка, что играла всё это время, сменилась прелюдией к первому танцу. И взоры всех присутствующих обратились к хозяину дома. Именно ему надлежало открыть танцевальный вечер, пригласив на танец кого-то из дам.