Они искренне радовались за меня, я же сама скорее была удивлена и напугана. И мадам Бернар, заметив мое состояние недоуменно нахмурилась:

— Да что же вы, милочка как будто и не рады?

Я со вздохом признала, что так оно и было.

— Даже если в доме его светлости будут не только представители высшего общества, их там всё-таки будет большинство, и на всех остальных они будут смотреть как на грязь под своими ногами. Так стоит ли, заранее зная это, идти туда и портить себе настроение?

— Ну что за глупости, мадемуазель! — возмутилась Жаклин. — Конечно, вы должны пойти и славно там повеселиться! И вам не должно быть никакого дела до других приглашенных! Надеюсь, вы умеете танцевать?

О, да, танцевать я умела! Но для того, чтобы я могла проявить это умение, нужно было, чтобы кто-нибудь на танец меня пригласил!

— Разумеется, вас пригласят, Вероника! — у Мелани не было в этом никаких сомнений. — Я ничуть не сомневаюсь, что вы будете там самой красивой гостьей!

В этом Жаклин ее охотно поддержала.

— Но в чём я пойду на бал? — я тут же нашла еще одну причину для беспокойства. — Все дамы будут там в роскошных нарядах, и мое скромное платье станет лишь дополнительным поводом для насмешек.

Я привезла из столицы пару нарядных платьев. Они были по-настоящему красивыми и очень нравились мне. Но всё-таки они не были предназначены для такого мероприятия. Они оказались бы к месту в театре или в картинной галерее, да даже на каком-нибудь приеме в Ратуше. Но не на балу в имении хозяина провинции!

— Давайте посмотрим на них! — тут же предложила Жаклин. — Я уверена, мы сможем что-нибудь придумать, чтобы сделать их бальными!

Мы отправились ко мне в комнату, и я достала из сундука оба наряда. Первое платье было из муслина в мелкий цветочек. Я любила его, и оно прекрасно на мне сидело. Но всё же мы дружно признали, что появиться в нём на балу было бы не совсем уместно.

А второе платье — из голубого громуара — получило одобрение и от мадам Бернар, и от Мелани. Я надела его, и они обе одобрительно кивнули.

Да, ткань и в самом деле была красивой и дорогой — ее когда-то купила мне моя любимая бабушка. Но вот фасон платья был совсем не бальный. Его ворот был закрытым, а длина рукава — три четверти. И на нем не было никаких украшений — ни вышивки, ни кружев.

— Мы это исправим, мадемуазель, — вдруг заявила мадам Бернар. — Поверьте, я неплохая портниха, и если вы позволите мне немного с ним поработать, то вы не узнаете его!

Признаться, мне было жаль что-то переделывать в нём. Оно напоминало мне о бабушке. Впрочем, я тут же подумала, что сама бабушка как раз одобрила бы такие переделки. И уж она точно захотела бы, чтобы я пошла на этот бал! Да, возможно, там кто-то посмеется надо мной. Но разве было мне хоть когда-то дело до чужого мнения?

— Я отпорю воротник и сделаю декольте. Нет-нет, не беспокойтесь, всё будет вполне скромно и прилично. Но вы такая красавица, что нужно непременно это показать! А рукава мы укоротим и превратив в «фонарики». И сдается мне, что где-то в моих загашниках есть рулончик голубых седукийских кружев. Если мы украсим ими рукава и подол, это будет прелестно смотреться!

И не успела я подумать о том, что декольте предполагает, что на шее должно быть какое-то украшение, как мадемуазель Дайсон воскликнула:

— А я дам вам свой кулон с голубым турмалином! Конечно, камень в нём не слишком большой, но он очень красивый.

От их искреннего желания мне помочь я не смогла сдержать слёз. Их поддержка была так дорога и приятна!

— Но вам потребуется что-то накинуть себе на плечи, — задумалась мадам Бернар. — Ночью бывает весьма прохладно. Все богатые дамы наверняка будут в меховых пелеринах или горжетках.

Она так расстроилась из-за того, что ничего подобного ни у одной из нас не нашлось, что мне пришлось ее успокаивать.

— Ничего страшного не случится, если я приеду туда без мехов, — улыбнулась я. — Они нужны лишь для того, чтобы выйти в них из экипажа и подняться на крыльцо. А потом их всё равно придется снять.

Но судя по тому, как тяжело вздохнула мадам Бернар, мои слова ее не убедили. Впрочем, скоро она занялась переделкой моего голубого платья, и работа наверняка вытеснила из ее мыслей те меха, которых у нас не было и быть не могло.

За весь этот день в больницу пришел только Пьер Дюпон на перевязку. Я осмотрела его раненую руку и порадовалась тому, что никаких осложнений у него не возникло. Он уже жаждал приступить к работе, но пока я запретила ему даже думать об этом, попросив подождать хотя бы неделю.