– Правда?! Понятия об этом не имела. Дома у нас кошек, естественно, никогда не держали, так что когда Хэрриет гостила у нас, этот вопрос вообще не вставал. Да, теперь понимаю. Пожалуй, как только я тогда сказала, что видела у нее в комнате кошку, ты начал подозревать что-то неладное. Но Грэфтон-то это должен был знать?

– Наверное, не предполагал, что в тот вечер в комнате находится кошка. А еще вероятнее, вообще об этом не задумывался. Похоже, они всегда держали на конном дворе кошек - должны были держать, судя по количеству крыс в гареме. А с тех пор, как во дворце поселилась наша бабка, они в ее комнату никогда не входили.

– Из-за собак?

– Возможно. Судя по тому, как эти кровожадные псы ведут себя по отношению к тебе или ко мне, - он указал на Стара и Софи, которые, помахивая хвостами, приветливо щерились на нас, - можно предположить, что <с ними здесь обращались скорее, как с домашними животными. Самсон, насколько мне известно, вообще спал у нее на постели, а кошек ненавидел хуже смерти. Если "доктор" настолько боялся собак, что велел запирать их, значит, у него самого возникали с ними какие-то трения... Слушай, давай пройдем куда-нибудь, откуда все будет лучше видно.

Мы стали пробираться через самую густую часть рощи, росшей на вершине скалы.

– И что дальше?

– Ну вот, инцидент с кошкой навел меня на мысль о том, что здесь что-то не так. Тогда я решил пробраться внутрь и выяснить, что случилось с нашей бабкой. Если, конечно, с ней действительно что-то случилось. Тот факт, что Лесман и компания позволяли тебе свободно разгуливать по дворцу, говорил о том, что бабулю едва ли где-то держат взаперти. Вот я и предположил, что она скорее всего умерла. Потом, когда мы с тобой обнаружили, в каком состоянии находятся ее вещи, в частности Коран и собаки Фо, и что Самсон подох, хотя, судя по всему, не был предан земле со всеми полагающимися духовными почестями наравне с другими ее собаками, я утвердился в своем подозрении. После того, как ты в ту ночь отправилась спать, я решил продолжить свои поиски - ты знаешь, чем это закончилось. Меня схватили, поколотили, заперли в камеру и все такое прочее. И вот мы здесь, живые и невредимые... Ты только придерживай собак и постарайся сделать так, чтобы нас не заметили. Бог ты мой!

Мы уже дошли до угла и потому могли сами все видеть.

Картина напоминала фрагмент цветного художественного фильма на темы народного эпоса. На фоне пляшущих всполохов пламени чернели зубчатые стены, а одна из высоких и горящих особенно яростно крыш успела превратиться в сплошное переплетение полыхающих балок. В окнах плясали яркие световые пятна.

С каждым порывом ветра громадные облака бледного, перемешанного с искрами дыма скатывались вниз и накрывали скопившуюся у главного входа толпу - арабы тотчас же бросались врассыпную, крича, ругаясь и смеясь от возбуждения, чтобы через минуту, когда клубы дыма рассеются, снова приблизиться к бронзовым дверям. Те сейчас были открыты настежь - обе створки распахнуты до отказа - и через них беспрестанно входили и выходили люди. Все свидетельствовало о том, что спасательные работы продолжаются; было ясно и то, что Грэфтону знатно повезет, если он еще хоть раз в жизни увидит что-либо из спасенного имущества.

Судя по всему, обитатели дворца лично не пострадали. Мулов заблаговременно вывели наружу, и я изредка замечала их мелькавшие в толпе грозные головы, видела как поблескивают в отраженном свете пожарища их глаза и зубы, тогда как арабы с криками набрасывали на их лоснящиеся спины награбленное добро и отчаянно сражались с болтающимися поводьями.

Затем я разглядела гнедую лошадь, шерсть которой была под стать цвету пламени, и стоящего рядом с ней высокого человека, скорее всего Лесмана. Он что-то стягивал с головы животного - то ли попону, то ли одеяло. По-видимому, ему пришлось прикрыть лошади глаза и ноздри, пока он выводил ее из пылающей конюшни. Та, похоже, насмерть перепуганная, сопротивлялась, а он упорно пытался вывести ее на свободное от толпы место.

Я сжала локоть Чарльза:

– Смотри, Лесман! Он уводит лошадь. Чарльз, он садится в седло. Уедет же!

– Пусть себе едет. Мы все равно ничего не можем сделать. Нам нужен Грэфтон... Эй, смотри-ка, они пытаются его остановить.

Оседлав гнедую, Лесман хотел при помощи коленей, кнута и узды направить ее к тому самому углу стены, возле которого прятались мы. Ему явно хотелось по проходившей вдоль стены гарема тропинке выбраться на открытое пространство и умчаться подальше от этого места. Плотно прижав уши, животное взбивало копытами пыль и вертелось на пятачке, а перед ними уже толпилась людская масса.

Какой-то человек, пробравшись чуть ли не под самым брюхом лошади, подпрыгнул, схватил ее под уздцы и резко потянул на себя, одновременно что-то крича Лесману. Тот в ответ вскинул руку, указывая в направлении полыхающего здания, и тоже что-то прокричал неожиданно четким и громким голосом, перекрывшим возбужденный гомон толпы.

Лица людей, подобно листьям дерева под порывом налетевшего ветра, повернулись в его сторону, а он с силой хлестнул стоящего рядом с лошадью человека, бросил гнедую в галоп и стремительно понесся к нашей роще.

Араб, задетый лошадиным плечом, отлетел в сторону. Когда он снова вскочил на ноги, очевидно ничуть не поранившись, я увидела, что это Насирулла. Двое или трое других попытались догнать Лесмана, но им, разумеется, это не удалось. Один из них, завопив как дервиш, стал размахивать револьвером. Насирулла вырвал у него из рук оружие, развернулся, прицелился и выстрелил.

Но гнедая уже успела повернуть за угол стены, проскакав в паре метров от нас. Я даже не разглядела лица Лесмана; он был похож на ссутулившуюся тень, промелькнувшую на фоне яркой гривы. Из-под копыт охваченной ужасом лошади вылетали выбитые подковами о камень искры.