– Что ж, доктор Грэфтон, начинайте. Похоже, вам есть что рассказать.

ГЛАВА 15

Так схорони меня,

Где сад цветет прекрасный.

Омар Хайям. Рубай

Несколько секунд он хранил молчание и стоял, глядя на меня из-под опущенных бровей все тем же оценивающим, почти профессионально-врачебным взглядом. У него были темные, блестящие как патока глаза, по контрасту с которыми тяжелые веки казались толстыми и блеклыми. Кожа вокруг глаз имела коричневатый оттенок, как у перезрелой сливы.

– Итак?
– коротко повторила я. Он улыбнулся:

– А вы, похоже, и в самом деле боец. Меня это по-настоящему восхищает. Вы действуете на меня удивительно возбуждающе. Сядьте и постарайтесь успокоиться.

Он сошел с возвышавшегося над полом порожка и направился к стулу, стоявшему у стены. Сейчас вместо аккуратного делового костюма на нем были темные брюки и русского фасона оливково-зеленая рубашка со стоячим воротничком, отчего лицо его казалось еще бледнее, а коренастая фигура отнюдь не становилась более изящной. Я подумала, что он сильный - это было заметно хотя бы по мощному, как у быка, загривку, - и моя грубость, похоже, его совершенно не трогает: манеры - подчеркнуто вежливые, даже приятные. Он перенес стул и уселся напротив меня:

– Хотите закурить?

– Нет, благодарю.

– Успокаивает нервы.

– А кто сказал, что мне их надо успокаивать?

– Ну что вы, мисс Мэнсел, мне казалось, что вам присуще чувство реализма.

– Надеюсь, так оно и есть. Ну, ладно. А, руки дрожат, да? Вас это радует?

– Отнюдь.
– Он поднес огонек к моей сигарете, затем взмахом руки загасил спичку.
– Прошу меня извинить, но я сделал то, что должен был сделать. Уверяю, я не хотел причинить вам никакого вреда. Просто мне надо было вернуть вас, чтобы мы могли поговорить.

– Надо было?..
– Я уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Ну, вы даете, доктор Грэфтон. А что, в машине со мной нельзя было поговорить? Или здесь, в Дар-Ибрагиме, еще до моего отъезда? Вы же все равно собирались сбросить свою личину.

Я откинулась назад, затягиваясь сигаретой. Этот жест позволил мне ощутить чуть большую уверенность в себе, и я почувствовала, как нервы мои начали расслабляться:

– Должна сказать, что вы мне нравились гораздо больше в своем маскарадном костюме, который был на вас в ту ночь. Теперь я понимаю, почему вы принимали посетителей только по ночам. В сумраке и вы, и вся комната смотрелись гораздо лучше.

В том, что касалось комнаты, я сказала истинную правду. То, что при свете лампы могло походить на романтичную примитивность, при дневном освещении выглядело самой обычной грязью и запустением. Портьеры над кроватью оказались рваными и обветшавшими, а стоящий рядом со мной столик сплошь заставлен немытыми чашками и тарелками; здесь же стояло блюдце, наполовину заполненное окурками.

– Ну ладно, - проговорила я все еще агрессивным тоном, - давайте начинать. И пожалуйста, с самого начала. Что случилось с моей бабкой?

Он посмотрел мне прямо в глаза и сделал извиняющийся жест рукой:

– Будьте уверены, я преисполнен искреннего желания рассказать вам абсолютно все. Допускаю, что у вас имеются все основания подозревать и даже сердиться на меня, но, поверьте, всему тому виной вы сами, и скоро я поясню вам свою мысль. Что касается вашей бабки, то здесь вам незачем беспокоиться. Она скончалась вполне мирно. Вам, разумеется, известно, что я был ее лечащим врачом. Так вот, я был рядом с ней в тот момент. Джон тоже.

– Когда она умерла?

– Две недели назад.

– От чего?

– Мисс Мэнсел, она была на девятом десятке.

– Я это знаю, но все же должна же быть какая-то причина. Так что, сердце? Или ее астма? А может, на нее просто перестали обращать внимание?

Я увидела, как он чуть поджал губы, однако ответ его прозвучал все с тем же приятным оттенком искренности:

– Мисс Мэнсел, астма являлась чистейшей фикцией. Самое трудное замаскировать голос. Когда Джон поведал мне, сколь настойчивой вы оказались, и мы поняли, что просто так от вас не отделаешься, мы выдумали легенду, по которой мне можно было разговаривать шепотом. И, как вы сейчас понимаете, та история, которую я изложил перед вами насчет забывчивой и очень странной дамы, отнюдь не соответствовала истине. Ваша бабка вплоть до самой своей смерти вполне хорошо владела собой.

– Так что же тогда?

– В первую очередь, ее сердце. Прошлой осенью у нее случился совсем незначительный приступ, второй последовал в конце февраля - уже после того как я поселился здесь, подле нее. Затем, насколько вам известно, она испытывала определенные проблемы с желудком, а в последнее время периодически страдала от общего недомогания, что лишь усиливало ее недуг. Три недели назад у нее был приступ желудочных болей, причем настолько сильный, что сердце не выдержало. Вот и вся история - проще не расскажешь. Повторяю, ей было восемьдесят с лишним лет. Едва ли приходилось рассчитывать на то, что она выкарабкается.