Сейчас, насколько я могла судить, было отнюдь не раннее утро, а где-то около шести часов вечера, то есть самое предзакатное время. Но именно в такой же яркий солнечный день я отправлялась в Дамаск - или мои часы остановились? Иными словами, получалось, что пентотал "вырубил" меня всего лишь на какие-то два часа?..

Лесман осторожно ступил на возвышающийся порог и увлек меня за собой.

– Не ожидала, что на дворе все еще день, - проговорила я.
– Казалось, прошло не меньше месяца с тех пор, как я была на свежем воздухе и к тому же в столь приятной компании. Скажите, мистер Лесман, как вам удалось доставить меня сюда? Только не говорите, что несли меня на руках на глазах у всей деревни.

– Машина не заходила ни в Бейрут, ни в Сальк. За Захле есть дорога, а от нее ответвляется довольно сносная тропа, которая проходит по краю долины. Так что от машины вас надо было провезти всего каких-то несколько километров.

– По тропе, которая проходит за дворцом? Теперь понятно, почему у меня все тело ломит. Вы что, на муле меня сюда везли?

Каким абсурдным это ни покажется, но в тот момент я испытала такой гнев, который намного превосходил по силе все мои предыдущие реакции на эту историю - гнев и стыд. Было унизительно сознавать, как эти мужчины обращались с моим беспомощным, лишенным сознания телом. Сейчас мне хотелось лишь одного: убежать и спрятаться. Впрочем, возможно, потом эта ярость пойдет мне на пользу.

– Ванная здесь, - сказал он.

Дверь располагалась по соседству с входом в сад принца. Я бежала по лабиринту хаммама подобно зайцу, ищущему спасительную нору.

В прежние времена подобные сооружения, похоже, могли превзойти мечтания любой женщины. Стены были сделаны из гипса; свет падал сверху - во всех комнатах потолки выложены ромбовидными витражными стеклами, через которые на розоватый пол струятся лучи янтарного, изумрудного и лазурного цветов. Смешанный подобным образом солнечный свет плескался в лабиринте персикового цвета колонн, чем-то напоминая лучи, пробивающиеся сквозь створки прозрачной раковины, а журчание воды, стекающей по углубленным желобам и падающей в мраморные резервуары, эхом - как шум моря - отдавалось в коридорах пещеры.

Холодный блеск воды, свет и слепящие краски миниатюрного садика, промелькнувшего мимо, пока я направлялась к хаммаму, мгновенно избавили меня от остатков клаустрофобического кошмара моей темницы. Я пробиралась через вереницу комнат, пока не оказалась в центре прохладного каменного помещения. Здесь вода стекала и, поблескивая, плескалась в почерневшей раковине, некогда серебряной, над которой склонился каменный фавн, держащий в руках чашку из тончайшего гипса. Я взяла ее, наполнила, напилась, сняла с себя все кроме трусиков и лифчика, с удовольствием ополоснулась холодной водой и вытерлась комбинацией.

Свет, падавший сверху наподобие янтарных и аметистовых столбов, казалось, как масло впитывался в кожу, смягчая саднящую боль от ушибов. Я встряхнула и надела платье, привела в порядок лицо, волосы, а под конец вытерла ноги и нацепила сандалии. Бросив мокрую комбинацию в угол, снова попила, потом ополоснула чашку, вернула ее фавну и побрела назад к Лесману.

Он сидел на бортике высохшего фонтана. Ночью я лишь мельком видела этот сад, да и сейчас только краем глаза заметила замысловато расположенные ряды желтых роз и заросли жимолости, нависающие над разбитыми колоннами. Лесман быстро вскочил и начал что-то говорить, но я резко оборвала его:

– Можете даже не рассчитывать, что вам удастся снова отвести меня в эту жалкую, затхлую комнатенку. Если этот ваш доктор Грэфтон желает видеть меня, то мы можем встретиться и здесь. Более того, он может повидаться со мной прямо сейчас, днем. Теперь ему не надо изображать из себя ярого приверженца ночного образа жизни, так что пусть снимет свой тюрбан, равно как и бабкину ночнушку.
– Я прошла в спальню Хэрриет, проговорив через плечо:

– И если вы хотите, чтобы я поела, скажите своей девушке, пусть принесет сюда.

Лесман заколебался, и мне показалось, что так легко он не отступит. Однако он лишь сказал:

– Только учтите, что эта часть дворца полностью изолирована от остальных. Далеко убежать вам не удастся, а если вздумаете спрятаться, то собаки вас быстро отыщут.

Я рассмеялась:

– И разорвут на мелкие части? Грандиозно!

Я подошла к красному лакированному креслу и с самым царственным видом, на какой только была способна, уселась, тогда как Лесман, бросив в мою сторону полный подчеркнутой неприязни взгляд, дернул за шнур колокольчика.

Послышалось знакомое дребезжащее треньканье, многократным эхом разорвавшее тишину, и сразу вслед за ним послеполуденный покой с треском разорвался под напором столь же неизбежного собачьего лая. Как ни странно, шум этот показался мне даже приятным; они были на моей стороне, "Гончие Габриэля", которым был знаком и мой голос, и шаги Чарльза.

Внезапно меня посетила - словно вспышкой озарила - догадка, что они, как и Самсон, недолюбливают этого самого "доктора", и потому их постоянно держат взаперти, отпуская только на ночь, да и то лишь для того, чтобы мисс Мэнсел не совала всюду свой нос.