– Думаю, что нет. По-моему, все рождаются одинаковыми. У нормальных, конешно, родителей.

– Которые... А как это понимать?

– Нормальные - это которые совсем не пьют и даже не курят.

– Таких мало, особенно мужчин...

– Да. К сожалению.
– Помолчав, вернулся к вопросу "одинаковости" новорожденных.
– И уже по мере взросления каждый человек, если захочет, может сделать себя кем угодно - футболистом, кузнецом или, например, силачом, как мой тезка Поддубный. Слыхала о нем?

– Не-е. Расскажи.

– Мне тоже довелось не много о нем прочитать... Знаю только, что Иван Максимович Поддубный - знаменитый русский силач и борец - объездил весь мир и нигде не был побежден, положен на лопатки. Его называют королем чемпионов. У него даже трость весит двадцать килограммов. И силачом его сделали постоянные тренировки.

– А мне думается, что всякие таланты и способности задаются человеку еше до рождения, - не согласилась с его доводами Тамара.
– Вот у Сережи, моего соседа... бывшего, - поправилась она, вздохнув, - у него способности к рисованию с раннего детства. А Клава хвалилась, что у ее Феди - к стихам. У тебя вот - природная способность к силе.

Не надеясь, видно, на его закаленность (возможно, впрочем, что и по иной причине), она поделилась шалью, прикрыв и его; при этом придвинулась вплотную. Ванько не возразил против такой о себе заботы, напротив: положил, видимо - для удобства, свою руку к ней на плечо.

– От природы у меня разве что любовь к спорту. Мне доставляет удовольствие возиться с тяжестями, тренироваться, иметь крепкие мышцы. Какая-то внутренняя потребность быть при силе.

– Мне бы такую потребность! Но я ужасно ленивая, особенно на физзарядки.

– Тебе это и ни к чему. Хватит и того, что красивая.

– И вовсе я не красивая!

– Не скажи. И красивая, и симпатичная. Особенно была сегодня - Борька не зря назвал тебя принцессочкой. С ним согласны Федя и даже Миша. Я сказал "даже", потому что для него все девчонки на один манер: "вреднюги, уродины и воще".

– Просто он сжалился надо мной. Или - в угоду старшим.

– Ничуть, - заверил Ванько.
– Он хоть и малолетка, а вполне независимый. И не подхалим.

– Ну, спасибо им, - поблагодарила она. И Мише, и остальным. Обо мне таких слов мальчики еще не говорили.

– А мне, значит, как дальнему родственнику в спасибе отказано?
– шутя упрекнул "двоюродный брат".

– Так это ж я для них красивая!
– нашлась Тамара.
– От тебя я такого не слыхала.

– Если на то пошло, то мне ты показалась красивой еще там, в каталажке, - признался он. И пожалел: упоминать о том кошмарном дне сегодня бы не следовало.

– Тогда спасибо и тебе. И еще за то, что спас нас с братиком. Мама наказывала, - воспользовалась она случаем, - поблагодарить тебя и от ее имени...
– Умолкла, расстроенная нахлынувшими отнюдь не радостными чувствами.

– Не будем седни об этом вспоминать, хорошо?
– догадался о ее состоянии Ванько.
– А то я уже и не рад, что напомнил про каталажку. Испортил настроение в такой вечер. Вернее, ночь. Правда чудная? Как будто и нет никакой войны... Или, может, пойдем уже отдыхать?

– Нет-нет!
– обозвалась она живо, незаметно смахнув не вовремя набежавшие слезы.
– Посидим еще трошки, это я так...

– Хорошо, продолжим нашу беседу. На чем мы остановились?

– Ты сказал про Мишу, что мы для него такие-сякие. А за что он нас презирает?

– Он не то чтобы презирает, просто пока еще равнодушен к прекрасной половине человечества... Еще не дорос: ему, по-моему, нет и двенадцати. Годика через два-три и он досмотрится, что некоторые из вас... я не так сказал - большинство из вас очень даже не уродины.

– Спасибо за комплимент... А сколько лет Рудику?

– Этот уже старик: под шестнадцать. Че это ты вспомнила о нем?

– Я слыхала о нем нехорошее... Это правда?

– Что именно?
– спросил Ванько. хотя и догадывался. о чем и от кого наслышана.

– Ну... что в девочках он ценит не любовь и верность, а...
– поискала подходящие слова, - легкомысленность и поддатливость.

– Любовь и верность!..
– вздохнул на этот раз уже он.
– Красивые слова, святое чувство...
– После паузы - вспомнилась Варя - добавил: -Токо не все на них способны.

Последние слова касались Нюськи. Помедлил, размышляя, следует ли заводить разговор на столь неприятную тему. Но на вопрос отвечать надо, и он сказал:

– Одна из таких как раз и попалась Рудику - легкомысленная и, как ты выразилась, поддатливая. А он оказался не из привередливых; не берусь судить, хорошо это или плохо...