– Я скучаю по твоему вкусу.

Я застонал, когда почувствовал первое прикосновение, теплое и нежное, ее язык облизывал меня от корня до ноющей головки. Она дразнила меня, сжимая в кулаке, пока ее губы скользили, обдавая прохладным дыханием пылающую кожу. Она играла со мной, поглаживая, целуя, чуть сжимая, а я вздохнул и приподнял бедра, прося о большем. Она рассмеялась, и ее язык в последний, мучительный миг начертил на мне бабочек, прежде чем она, наконец, взяла меня в рот.

В тот момент я принадлежал ей. Полностью и безраздельно. Голова у меня откинулась назад, спина выгнулась дугой, и время потеряло всякий смысл. Существовал только ритм ее губ, ловкость языка, напряжение в горле, когда она вгоняла меня так глубоко, как только могла. Я сгреб в охапку ее волосы, чтобы направить ее, и она что-то проворчала в знак согласия, но, по правде говоря, дирижером была она. И именно так она себя и вела: она – маэстро, а я – беспомощный подголосок в ее песне. Блаженный темп ускорялся вместе с ее стонами – сильнее, глубже, быстрее, и я закрыл глаза, ухватился за спинку кровати и держался изо всех сил.

– Не останавливайся, – умолял я ее. – Боже, пожалуйста, не останавливайся.

Магия ее рук, ее рта, ее губ уносила меня все выше и выше в бушующие небеса, и мне оставалось лишь рухнуть камнем. Дыхание перехватило, и я почувствовал, как рвется у меня сердце, пока я летел к сладострастью, и, падая, я громко закричал, широко раскрыв глаза. Вокруг вспыхнуло все небо, а дубовая спинка кровати с громким треском разлетелась в щепки у меня в руках.

Астрид застонала, когда у нее по языку разлилось белое пламя, она пила и пила меня, как воду в пустыне, а когда мне уже нечего было дать, она все пыталась высосать еще чуть-чуть, глотая и упрашивая, пока боль удовольствия не стала для меня невыносимой. Я снова ухватился за ее локоны, отстраняя, и она неохотно выпустила меня изо рта, одарив мой все еще ноющий член россыпью теплых поцелуев, вверх и вниз по всей длине, и лишь потом опустила голову мне на бедро.

– Милые Матушки-Луны, сколько же ты все это копил, – промурлыкала она.

Сердце у меня в груди подпрыгнуло, и я резко выпрямился, отползая к сломанной спинке кровати. Я едва мог говорить от потрясения, разинув рот и вытаращив глаза.

– Феба?

Закатная плясунья приподнялась на одной руке, и ее локоны рассыпались по бледной коже. Она была обнажена, тусклый лунный свет падал на татуировки и шрамы, на бедрах сбилась в ком простыня.

– А что-нибудь выпить у тебя не найдется? – Ее глаза блуждали по моему телу, а улыбка стала острой и порочной. – Помимо очевидного, я хотела сказать.

– Какого черта ты здесь делаешь? – потребовал я ответа.

Она моргнула, глядя на меня как на дурачка.

– В смысле?

Я встал с кровати, прихватив с собой покрывало. Мы были в моей спальне на верхнем этаже «Белого кролика», и воспоминания о прошлой ночи только сейчас всплыли в моей затуманенной голове. Я понял, что Феба, должно быть, прокралась сюда, пока я спал, а я принял ее за Астрид, которая так часто навещала меня во сне. Я все еще видел ее образ перед мысленным взором: длинные черные волосы, глубокие черные глаза и тень весом в тонну. В мыслях бушевал ураган: гнев, стыд, вина, замешательство, и все это еще больше усугублялось прекрасной обнаженной женщиной, которая сейчас сидела на моей кровати и смотрела на меня с полным недоумением.

– Ты в порядке?

– Нет, черт возьми, я не в порядке!

Я расхаживал по комнате, не зная, что еще чувствовать, кроме холода и наготы. Но, как мне и обещали, одна из дочерей Фионны забрала мою одежду, чтобы постирать после того, как я помылся, поэтому мне пришлось завернуться в покрывало.

– Я же ничего не просил… Черт возьми, я вовсе не хотел, чтобы вы это делали, мадемуазель!

Феба выгнула бровь, когда взглянула на спинку кровати, которую я только что разломал голыми руками.

– Прошу прощения… Но минуту назад ты, кажется, был в полном восторге?

– Это был… – пролепетал я, совершенно растерявшись. – Я думал, что мне это снится!

– Полагаю, женщина могла бы воспринять это как комплимент?

– Я думал, что мне снится моя жена!

Феба замерла, и ее игривая улыбка померкла.

– Ох ты ж.

Она оглядела комнату, затем медленно натянула на себя простыню, чтобы прикрыться.

– Ох ты ж, – снова повторила она.

– Убирайся. – Я прислонился к стене, опустился на корточки.

В этот момент обручальное кольцо у меня на пальце показалось мне свинцовым.

– Черт возьми, катись отсюда в ад.

– Прости.

Я посмотрел на другой конец спальни и заглянул в золотистые глаза, ожидая увидеть в них ту же проницательность, что и обычно. Но Феба смотрела на меня с искренним сочувствием.

– Судя по тому, как ты танцевал со мной, я решила, что ты хочешь… И то, что ты сейчас сказал… Черт, я подумала… – Феба опустила голову, глубоко дыша. – Ты прав, мне пора.