По мере того, как заполнялись сюжетные дыры этой ветки, Шэнь Цинцю начинал понимать своего товарища-попаданца Сян Тянь Да Фэйцзи в его решении зарубить эту линию на корню.

Ведь ввод такого персонажа в сеттинг гаремного романа в самом деле был весьма трудоёмким и при этом на редкость неблагодарным занятием. Это заставило бы читателей всякий раз поневоле задумываться: да, он злодей, но ведь таковым его сделали невзгоды; да, его невозможно не пожалеть – но как, спрашивается, сочувствовать тому, кто сам не питает ни капли сострадания к своим жертвам? Подобный негодяй с несчастной судьбой неизбежно становился первопричиной раздора[133], вокруг которой вспыхивают самые ярые интернетные холивары, обращающие раздел комментариев в настоящее поле боя. Уж лучше обтесать его под шаблонного злодея, которому суждено пасть под пятой главного героя, и всё тут – тогда и с описанием морочиться не надо, и читатели довольны, да и автору в разы меньше головной боли.

Но вот кому и вправду пришлось пострадать ни за что, так это Цю Хайтан: её любовь была искренней, ненависть – справедливой, и на протяжении всей этой истории она не совершила ничего дурного. Но неутолимая жажда мести превратила эту добрую и чистую девушку в неистовую фурию, опустившуюся до низких заговоров. Ну а её нелепая гибель в стенах Гробницы непревзойдённых – и вовсе апогей несправедливости. Определённо, оригинальный сюжет был к ней куда более милостив – ведь там ей досталось хоть немного счастья.

Если бы только Шэнь Цинцю мог поддержать её с самого начала…

В тот момент, когда он украдкой вздохнул о судьбе Цю Хайтан, в поле зрения внезапно замельтешили чёрно-белые хлопья, словно на экране старого телевизора. Пейзаж и лица людей при этом исказились так, что на них невозможно было смотреть, уши наполнил шум, напоминающий приглушённые аплодисменты и галдёж на каком-то инопланетном языке.

Система услужливо уведомила его:

?Фрагмент памяти повреждён: потеря данных составляет 5 %… 7 %… 9 %…?

Судя по цифрам, провалы лишь разрастались!

При виде того, как увеличивается процентное значение разрывов, Шэнь Цинцю принялся в панике молотить ладонью по окошку уведомления, словно по телевизору в детстве, когда барахлил сигнал антенны. Спустя несколько десятков ударов, когда процент потери достиг десяти, его действия внезапно увенчались успехом: пиликанье уведомлений прекратилось, а изображение наконец-то наладилось.

С облегчением выдохнув, Шэнь Цинцю опустил руку и по инерции сделал пару шагов назад; но прежде, чем он успел восстановить равновесие, его глаза потрясённо распахнулись.

Перед ним на расстоянии в несколько шагов на корточках сидел мальчик.

Белую нежную кожу по-детски округлого лица испещряли тёмные полосы, видимо появившиеся, когда он машинально стирал пот грязной рукой. На шее на красном шнуре висела нефритовая подвеска, изображающая Гуаньинь, за спиной – тряпичный узел в мелкий цветочек. Пыхтя от натуги, он… выкапывал яму в земле голыми руками.

– Ло Бинхэ? – вырвалось у Шэнь Цинцю.

Разумеется, тот его не услышал, продолжая усердно трудиться над своей ямкой.

Оглядевшись, Шэнь Цинцю обнаружил, что они не одиноки: вокруг них в широкой долине копошились сотни детей разных возрастов – как мальчиков, так и девочек – в разномастных одеяниях. Все были поглощены одним и тем же загадочным занятием.

В голове Шэнь Цинцю промелькнула догадка, и он поднял глаза, всматриваясь вдаль, – как он и предполагал, на крутом скальном уступе над долиной возвышались два человека.

Облачённый в сюаньдуань[134] мужчина внимательно наблюдал за претендентами, излучая ауру серьёзности и спокойствия. Второй, с длинным мечом на поясе, медленно крутил в пальцах складной веер. Слегка склонив голову, он бросал безразличные взгляды на собравшихся в долине детей, словно на мельтешащих под ногами муравьёв[135]. Его одеяние цвета цин трепетало под порывами ветра, подобно переливам чистого ключа.

Вот он и повстречался с Юэ Цинъюанем… и с самим собой.

Видимо, это был тот день, когда Ло Бинхэ приняли на обучение на хребет Цанцюн.

Ну да, вы не ошиблись: вступительные испытания сводились к копанию ям!

Хотя Сян Тянь Да Фэйцзи потратил немало времени на то, чтобы пояснить как в самом романе, так и в разделе авторских примечаний, что в этом копании ям заключён глубокий смыл, ведь оно на деле является простым до изящества способом оценки выносливости, стойкости, ловкости, концентрации, уровня духовной энергии, вплоть до моральных качеств, и так далее, и тому подобное, Шэнь Цинцю не мог припомнить ни одного убедительного довода: с его точки зрения, сколько ни разливайся на этот счёт, копание ям в земле останется копанием ям!

Присутствие Шэнь Цинцю на этой своеобразной церемонии означало, что он уже занял пост главы пика Цинцзин.

Главное правило хребта Цанцюн гласило: двенадцать глав пиков встречают все удачи и неудачи плечом к плечу. Они вместе приходили, вместе и уходили – церемония вступления в должность проводилась сразу для целой группы, решение об уходе на покой принималось с ещё бoльшим единодушием. Даже если кого-то из их товарищей постигала безвременная кончина, они не спешили искать преемника; так и все пять лет, прошедших с мнимой смерти Шэнь Цинцю, место главы пика Цинцзин пустовало. Потому-то ситуация, при которой главами пиков были адепты разных поколений, не могла возникнуть в принципе.