Джонни очень долго молчал, не издавая ни звука, просто сидел рядом, разделяя тяжесть и боль в молчаливой поддержке. А я думала, что люблю его еще сильнее за то, что он ничего не говорит в такой момент. Он не давал обещаний, которые не смог бы сдержать. Он не предлагал больше того, что мог дать. Он просто был рядом.

Прошло несколько минут, прежде чем он снова заговорил:

— Когда все это началось?

— Не помню, чтобы когда-нибудь было по-другому, — призналась я, чувствуя себя уязвимой и беспомощной.

— А я? — Джонни нервно дернулся. — Когда началось... из-за меня?

— Он всегда был параноиком, — пояснила я, решив, что скрывать уже нечего. — Но когда в газете появилась та наша фотография, для него это стало доказательством.

Джонни вскинул голову:

— Черт, Шаннон, но это же больше месяца назад!

— Да, — устало согласилась я.

— Из-за меня тебе стало хуже, — задохнулся он.

— Из-за тебя это стало выносимым, — прошептала я.

— Где еще? — Эти два слова как будто вырвались откуда-то из глубины. Взгляд Джонни медленно, без смущения бродил по мне, все сильнее темнея, и наконец остановился на моем лице. — Есть ведь еще? — Его пальцы скользнули по моей щеке. — Покажи, что он с тобой сделал.

Я колебалась, настороженная и неуверенная.

— Ты можешь мне доверять, — произнес Джонни так тихо, что его почти не было слышно. — Я не такой, как он, Шаннон. Я бы никогда тебя и пальцем не тронул, просто не смог бы. Ни в каком состоянии или настроении.

Я это знала.

Кроме Джоуи, Джонни Кавана был единственным, кому я доверяла.

И, понимая это, я медленно привела мое изнывающее тело в сидячее положение.

— Расслабься, — мягко попросил он, наклоняясь ко мне и помогая сесть прямо. — Все в порядке.

— Да...

Свесив ноги с края кровати, я села лицом к нему и взялась за край пижамной куртки, в которую недавно переоделась. Очень осторожно я приподняла ее слева, над ребрами в синяках.

Джонни судорожно втянул воздух, увидев это.

— Сучий мерзавец! — прорычал он, а потом, похоже, спохватился, потому что проглотил следующие слова, готовые сорваться, стиснул зубы и шепнул: — Мне нужно увидеть все. Покажи все, я должен все увидеть.

И я показала.

Я показала ему свои руки и ноги, шею и бедра, и с каждым открытым синяком и порезом я чувствовала, как с плеч падает тяжесть.

— И еще они вот тут проделали дырку, — дрожащим голосом объяснила я, неловко расстегивая пижаму, чтобы показать свежие повязки. Прикрыв рукой свою крошечную грудь, я повернулась немного боком. — Чтобы помочь мне дышать.

Взгляд Джонни застыл на повязке, и я увидела, как все его тело напряглось. Он смотрел на меня вовсе не с желанием секса. Нет, его взгляд был полон откровенного ужаса.

— Боже мой... — Он придвинул стул еще ближе к кровати, и мои ноги оказались между его коленями. — Болит? — Опустив одну руку на мое бедро, второй он осторожно коснулся повязки. — Тебе больно?

Да.

— Все будет хорошо, — ответила я, глядя ему в лицо. — Врач сказал, все заживет через неделю или две.

— И он сделал это с тобой из-за меня...

Замолчав, Джонни взялся за полы пижамной куртки и стал застегивать пуговицы, глядя мне в глаза.

— Из-за того, что произошло в той раздевалке? — Покончив с пуговицами, он с выражением муки на лице покачал головой. — Потому что тебе не позволено быть со мной?

Я беспомощно пожала плечами, я больше не могла врать. По крайней мере, ему. Да он и так все понимал, видел правду в моих глазах и от этого глухо, со страданием в голосе застонал.

— Мне так жаль, Шаннон... — Прижавшись лбом к моему животу, он обхватил огромными руками мою талию и прошептал: — Мне так чертовски жаль...

Я так сильно дрожала, что никак не могла ни сдержать дрожь, ни подавить свои чувства, мне только и хотелось, что зарыться в него и никогда не возвращаться. Я крепче прижала его лицо к своему животу и со слезами выдохнула:

— Ты не виноват. — Жгучие соленые слезы поползли по моим щекам. — Нет. Это не из-за тебя, он бы нашел что-то еще, за что меня ненавидеть. Так у нас все устроено. Моему отцу не нужны причины, чтобы делать то, что он делает, Джонни. Достаточно желания. — Я провела пальцами по его волосам, заставляя себя сделать это мягко, а не вцепляться в него и не умолять забрать меня отсюда, как мне отчаянно хотелось. — Так что не грусти из-за меня.

— Грустить? Я не грущу, Шаннон, я просто раздавлен, — с трудом произнес Джонни, поднимая голову. — Я ведь был уверен, что это кто-то в школе. Черт, я чуть мозги не свернул, пытаясь вычислить кто, но все время смотрел не в ту сторону!

— Джонни...

— Я отвез тебя обратно в тот дом, — в ужасе бормотал он. — Я видел, как ты входишь в этот проклятый дом, а сам вернулся к себе, в безопасную кровать, чувствуя, что что-то не так, но не давая себе труда задуматься и понять! — выдохнул он и повесил голову. — Мне так ужасно жаль... Ты не заслужила того, чтобы кто-то еще тебя предал...