Шрифт:
— Хватит! — предупредила я ее треснувшим голосом. — Хватит винить меня за то, что он со мной сделал!
— Я и не виню, — захныкала мама. — Мне жаль... Я просто боюсь за тебя... — Она быстро подошла к кровати, села на край рядом со мной. — Твой отец о нем знает. Что, если он попытается через него добраться до тебя? Что, если он увидит вас вместе и от этого все станет еще хуже?
— Он и так знает, где мы живем, мам, — с усталым вздохом произнесла я. — И если папа хочет добраться до меня, он доберется.
— Шаннон... — Мама громко всхлипнула. — Не говори так!
— Но это правда, — возразила я, чувствуя себя эмоционально опустошенной. — Если он хочет нам навредить, ему незачем искать путь через моих друзей. Ему только и нужно, что постучать в нашу дверь, и ты примешь его с распростертыми объятиями.
— Нет, — шмыгнула носом мама. — Больше я этого не сделаю.
— Посмотрим.
— Я знала, что такое может случиться, — прошептала она, протягивая ко мне руку.
— Может случиться что? — спросила я, отдергивая свою ладонь.
— Я видела, как он в тот день смотрел на тебя. Там, у школы, когда я за тобой зашла. — Она надрывно вздохнула. — Я знала, что из-за него будут проблемы.
— Он не проблема, — настаивала я. — Он хороший человек, мам... отличный! Он готовится стать профессиональным регбистом, ради всего святого! Он уже играет за графство! Он умный, и деятельный, и добрый. Он очень добрый, мам. Он не балуется наркотиками, не болтается где попало, как другие в его возрасте. Он не то чудовище, какое ты себе вообразила.
— Думаешь, я не знаю, какой он, думаешь, я не засматривалась на таких же, как он? Твой отец тоже был таким. Он вовсе не был плохим человеком, когда я с ним познакомилась. Он был великолепен! Он был звездой хёрлинга! Все хотели с ним подружиться. Перед ним преклонялись. Золотой мальчик Баллилагина.
— Это не одно и то же, — с трудом возразила я, чувствуя, что мне становится жарко, что во мне нарастает паника. — Все это совсем другое!
— Это то же самое, — грустно ответила мама. — И посмотри на меня теперь, Шаннон. — Она вяло махнула рукой, жестом обводя палату. — Посмотри, куда заводят вот такие парни девушек вроде нас. Одна ошибка, только и всего. Один промах — и твоя жизнь кончена. На тебя навалят куда больше ответственности, чем ты можешь выдержать, а он будет винить тебя во всем. Он будет тебя винить за то, что ты лишила его будущего. Что его жизнь пошла не в ту сторону. За то, что сделала его отцом, когда он был еще мальчишкой. Повтори мои ошибки, Шаннон, и этот парень начнет винить тебя, и обижаться на тебя, и ломать тебя, пока в тебе не останется ничего, чему можно причинить боль.
— Я не ты, — ужаснулась я. — А он не папа.
— Пока, — печально согласилась она. — Пока что.
— Хватит болтать!
— Ч-что? — Мама вздрогнула.
— Тебе это не удастся! Ты меня не запугаешь, не заставишь отказаться от того единственного хорошего, что есть в моей жизни!
— Я не пытаюсь тебя напугать, Шаннон. Я пытаюсь тебе помочь, — умоляюще произнесла она. — Стараюсь уберечь тебя!
— Да, только не от того человека.
— Нет. От моих ошибок.
— Что ж, ты меня спрашивала недавно, смогу ли я когда-нибудь простить тебя. — С трудом сглотнув, я вцепилась в край кровати, посмотрела прямо в глаза моей матери и прошептала: — Прогонишь его — и ответ будет «больше никогда».
10
ОБВИНЕНИЯ
ДЖОННИ
— Прости, Джонни, — сказал мой отец, когда позже тем вечером припарковал машину позади дома рядом с моей «ауди». — Надо было к тебе прислушаться.
— Да уж, пап. — Измученный, я отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу.
Ему следовало прислушаться ко мне, но сейчас я не мог об этом говорить. Меня одолевали эмоции, которые я не мог обуздать. Это было реально тяжело, потому что всякий раз, вспоминая о Шаннон, лежащей в больнице, и обо всех ранах на ее теле, я опасно приближался к краю.
Я не мог не думать о ней, и тут не было ничего нового, только в этот раз все было по-другому. Я был растерян, в смешанных чувствах и почти на грани отчаяния. Я не хотел оставлять ее в больнице. Будь моя воля, я бы выкрал Шаннон из ее долбаной семьи и держал при себе.
Папа помог мне выбраться с пассажирского сиденья, закрыл за мной дверцу и обхватил меня за талию. Я был рад его помощи. Голова разваливалась, тело болело, и казалось, что все жизненные силы утекли из меня.
— Больше я такой ошибки не повторю, сынок.
Благодарный за поддержку, я бросил костыли и обнял отца правой рукой за плечи, тяжело навалившись на него.
— Я просто в куски, пап, — признался я сквозь стиснутые зубы, ощущая жгучую боль в бедрах и в нижней части живота. — Все тело разваливается.
— Ты молодец, — похвалил меня папа, взял под мышку мои костыли и повел меня к двери. — Это... осторожнее на ступенях...
— Справлюсь. — Я закусил губу, чтобы не закричать, перешагивая через порог. — Нормально.
Когда мы вошли в кухню, мама стояла у плиты, в фартуке, с деревянной ложкой в руке. При виде нас она уронила ложку в кастрюлю с тушеным мясом, забыв обо всем, и поспешила ко мне.