— Как ты себя чувствуешь, милый? — спросила она, обхватывая ладонями мое лицо; в ее теплых карих глазах светилась материнская забота. — Больно? А как там Шаннон? Ты ее видел? Все правда? Ты сумел с ней поговорить...

— Эдель, милая, — перебил ее папа, слегка качнув головой. — Не сегодня. Мальчик еле на ногах стоит.

Мамино лицо изменилось.

— Ох, боже... — Она уронила руки, в ужасе переводя взгляд с меня на папу. — Так это правда?

— Это правда, милая, — мрачно подтвердил папа. — Он был совершенно прав.

Мама прижала ладони ко рту:

— Ее отец?..

Папа напряженно кивнул.

— Ох, Джон... — Мамины глаза наполнились слезами. — Бедное дитя...

— Но не только она, верно? — огрызнулся я, вскипая волнением. — Там толпа детей, в этом чертовом доме!

Мама отшатнулась.

— И ты думаешь...

— Я уже не знаю, что я думаю. — Сдержав ярость из-за долбаной несправедливости быть подростком в этом мире, я забрал у отца костыли и проворчал: — Блин, я без понятия вообще. — Обойдя родителей, я заковылял к двери. — Пойду спать.

— А ты не хочешь поговорить об этом? — вслед мне спросила мама. — Джонни?

— Мне нужно побыть одному, — пробормотал я, не оглядываясь. — Надо обдумать все это... говно.

— Джонни, милый...

— Эдель, оставь его.

— Но, Джон, он не может сам подняться по лестнице...

— Эдель, оставь мальчика в покое.

Я со скоростью улитки дотащился по коридору к лестнице, не обращая внимания на родительский спор. Я еле дышал из-за крайнего напряжения, которое требовалось, чтобы заставить тело подчиняться мне и двигаться.

Когда я наконец дотащился до самого верха, бросив костыли еще три ступеньки назад, я был почти без сознания. Собрав остатки воли, я выпрямил спину и заставил себя идти. И, лишь оказавшись в спальне и закрыв за собой дверь, я позволил себе расслабиться.

Доковыляв до кровати, я без сил сел на край и уронил голову на руки. Сьюки, моя лабрадорша, тут же поднялась с любимого места в ногах кровати и заторопилась ко мне, явно в восторге оттого, что снова меня видит.

— Как тут моя девочка? Это мама тебя сюда пустила? Хорошая девочка. — Измученный вконец, я потрепал ее за уши и за шею и тут заметил газету на прикроватном столике. Перегнувшись через собаку, я схватил газету и перевернул на раскрытую страницу.

В ту секунду, когда взгляд упал на чистое, без синяков лицо Шаннон, стоявшей рядом со мной, показалось, как будто мне врезали под дых.

— Черт побери, Сьюки...

Обняв собаку, я зарылся лицом в ее загривок. Застонав от боли, смахнул жгучие слезы; в голове бешено сменялись жуткие воспоминания о Шаннон, и в какой-то момент я почувствовал, что вот-вот взорвусь.

— Я облажался, девочка, — признал я, зажмуриваясь, когда из груди уже рвались рыдания. — Господи...

В дверь моей спальни тихо постучали.

— Джонни, можно мне войти?

— Нет! — рявкнул я, напрягаясь. Я удивился, что мама впервые в жизни спрашивала разрешения войти. — Просто... просто оставь меня в покое, мам. Пожалуйста.

После долгой паузы в тишине раздались шаги, они удалялись и удалялись, становясь тише, — а потом снова стали громче. Дверь моей комнаты открылась, и мама шагнула внутрь.

— Прости, милый, но я не могу.

И это они меня называют бульдозером!

— Я понимаю, что ты злишься на меня, — сказала она, пройдя через комнату и усаживаясь рядом со мной. — У тебя есть все основания чувствовать злость. Я и сама на себя злюсь. — Мама потрепала уши Сьюки, прежде чем отодвинуть ее и сесть поближе ко мне. — Но ты в последние дни прошел через настоящий ад. — Опустив руку мне на плечо, она добавила: — Я хочу, чтобы ты знал, что я рядом. Я должна быть рядом с тобой.

— Я знаю, что ты рядом, мам, — пробормотал я, уставившись на дверь ванной комнаты. — Никогда и не сомневался.

— Я поговорила с папой о том, что случилось с Шаннон, — мягко добавила она, сжимая мое плечо. — Я понимаю, что ты в замешательстве.

Я тяжело вздохнул:

— Можно и так сказать.

— Вполне нормально потерять равновесие из-за такого.

— Я просто сам уже не знаю, что я чувствую, — пробормотал я, сжимая переносицу. — Все просто... покатилось, как снежный ком. — Уронив голову, я глубоко вдохнул несколько раз, чтобы успокоиться, пытаясь понять как моя жизнь превратилась в такое говно. — Я как будто тону в ее боли, мам, — хрипло признался я. — Мне кажется, что я просто тону в Шаннон.

— Ты умный мальчик, Джонни, но эмоционально ты не готов справиться с тем, что увидел сегодня, так что все в порядке.

— Да ничего тут не в порядке! — резко произнес я сквозь зубы. — Взрослый мужик вышибает дух из своей дочери, годами над ней издевается, из-за него она ложится на больничную койку, а сам он просто сбегает куда-то и прячется? — Я в разочаровании взмахнул руками. — Ты думаешь, Шаннон эмоционально готова к такому? Я что-то даже не представляю. — Я запрокинул голову, не в силах совладать с собой. — Не понимаю, мам, — тихо продолжил я, и во мне снова вскипел гнев. — Не понимаю, как человек может сделать такое со своим ребенком... — Я вдохнул через нос; мне сейчас как никогда нужно было сохранять спокойствие. — Как вообще кто-то мог с ней обойтись вот так?