С испуганными глазами и синяками на лице она подошла к моей кровати и заключила меня в объятия, прижимая к себе так, как будто я была чем-то важным для нее. В каком-то смысле так оно и было, потому что ей требовалось, чтобы я молчала. Она нянчилась со мной, боясь того, что я могу сделать.

Но ей не стоило волноваться. Это ведь не ее жизнь разрушилась бы, вмешайся социальные службы. Это были бы наши жизни.

Когда я никак не откликнулась и не шевельнулась в ответ на ее объятие, мама отпустила меня и села на тот стул, который освободил Даррен, уйдя час назад.

— Как ты себя чувствуешь?

Не желая ей отвечать, я оставалась напряженной и неподвижной; мой взгляд не отрывался от тусклого кровоподтека на ее скуле. «Почему ты так с собой поступаешь? — хотелось спросить мне. — Почему позволяешь ему вот так с собой обращаться?»

— Я поговорила с твоими врачами, — неуверенно произнесла мама, дергая рукав своего слишком большого плаща. — Они сказали, что могут выписать тебя послезавтра, а может быть, даже завтра, если анализы будут хорошие.

— Домой? — спросил я, глядя на нее пустыми глазами. — Или под опеку?

— Домой, Шаннон. — Мама нервно вздохнула и кивнула. — Ты вернешься домой. — Ее глаза при этом наполнились слезами. — Прости, малыш. Из-за всего этого...

Я опустила взгляд, уставилась на свои пальцы. Каких слов она ждала от меня? Что все будет хорошо и я ее простила? Ничего хорошего не было в нашей жизни.

— А папа? — заставила себя спросить я, упершись глазами в свои подстриженные ногти. — Что теперь будет?

— Твой папа не вернется.

Ложь.

— Ну да, — пробормотала я себе под нос. — Конечно.

— Это правда! — настойчиво произнесла мама глубоким от волнения голосом. — Я была в суде. Они выдали временный охранный ордер, который запрещает ему все контакты с вами. И через три недели я снова пойду в суд. Мой адвокат уверяет, что мы без труда получим постоянный охранный ордер.

Новая ложь.

— Если только ты не решишь, что тебе не нужен постоянный ордер, — выпалила я, ощущая внутри пустоту. — Пока ты не решишь, что можно сделать вид, что ничего не было, — как ты всегда делаешь.

— На этот раз все серьезно. — Она говорила хриплым, неровным голосом. — Я не хочу, чтобы он вернулся. Не хочу. Господи, посмотри, что он с тобой сделал...

— Что он сделал со мной? — в бешенстве выдавила я. — Что он сделал со мной на этот раз? — Я сморгнула предательские слезы, что мешали мне видеть. — Что он сделал со мной на этот раз!

— Малыш, прости...

Я не ответила.

— Теперь все будет по-другому. — Голос ее звучал слабо, и сама она была такой. Слабая, надломленная и ненадежная. — Даррен теперь дома, он поможет нам снова встать на ноги. Обещаю, все станет лучше.

Я покачала головой, обозленная ее словами.

— Да мне посрать на твоего драгоценного Даррена, — выпалила я, ненавидя себя за то, что плачу у нее на глазах. — Он для меня ничего не значит!

— В тебе говорит гнев, — тихо возразила мама. — Не ты.

— Гнев говорит? — Сморгнув слезы, я уставилась на нее. — На какой планете ты живешь, мама? Я не знаю Даррена. Я к нему никакого отношения не имею и не хочу иметь!

— Шаннон, — всхлипнула мама, — это несправедливо.

— Несправедливо? А про Джоуи ты подумала? — грубо спросила я.

Она всегда думала только о Даррене. Даррен то, Даррен сё... На Джоуи она не обращала внимания. Это отец был буквально одержим Джоуи, но опять же, он заметил брата лишь после отъезда Даррена. Джоуи просто пришлось играть роль, хотя никто не хотел, чтобы он ее играл, и меньше всех сам Джоуи.

— Не думала, конечно? — продолжила я. — Ты просто не принимала его во внимание. Ты просто взяла и решила, что мы будем жить вместе с Дарреном — человеком, о котором никто из нас не слышал полдесятка лет, даже больше, — и тебе ни разу в голову не пришло спросить, что думает твой сын, который действительно взял все на себя и воспитывал нас! — Я всхлипнула и вытерла нос рукой. — Пусть на больничной койке сейчас лежу я, но вы вместе с папой сломали и Джоуи.

— Он не хочет со мной разговаривать, — вздохнула мама. — Несколько дней домой не приходит.

— Интересно, почему бы это, — только и ответила я.

— Я не знаю, что делать, — пожаловалась мама. — Как мне все исправить, если он со мной не разговаривает?

— Ты не можешь ничего исправить, мама, — дрожа, ответила я. — Это как Шалтай-Болтай. Его больше невозможно сделать целым. Папа скинул его со стены, а ты растеряла кусочки, которые можно сложить.

— Ох, господи. — Она опустила голову на руки и всхлипнула. — Я так виновата...