— Ты бы видела его сегодня, — сказала я, морщась от нового приступа боли. — Он совсем разбитый.

— Шаннон... — снова всхлипнула мама.

Слабая, слабая, безнадежно слабая...

— Просто дай мне шанс сделать все как следует, малыш, прошу... — Ты не можешь. Тебе никогда это не исправить. — Я знаю, что могу все развернуть в нашу пользу...

— Послушай, вот ты говоришь, ты произносишь правильные слова, но это просто слова. — Качая головой, я наконец посмотрела на нее. — Это все просто твои слова, — с горечью бросила я. — Все те же самые слова, которые я слышала уже миллион раз, и все те же обещания, которые ты постоянно нарушала.

— Так что ты хочешь сказать? — воскликнула она, промокая щеки смятой бумажной салфеткой. — Ты больше не хочешь жить со мной?

— Я говорю, что буду делать, что нужно, для Олли, Тайга и Шона, — выдавила я, затерявшись в собственных чувствах. — Чтобы защитить их и позаботиться о них, и дам шанс плану Даррена. И я надеюсь, что ты права, мама, я искренне надеюсь, что на этот раз ты говоришь правду, но я надеюсь на это ради мальчиков, а не ради себя. Я молюсь о том, чтобы ты действительно смогла все изменить ради них и стать той матерью, какую они заслуживают, но для нас уже поздно, ничего не исправить.

— Не знаю, что сказать, — всхлипнула она. — Просто прошу прощения, Шаннон. Я понимаю, что не могу это исправить, но я... Господи, я просто не представляю, что теперь делать!

— Я знаю, что ты не плохой человек, мам, — прошептала я, отдергивая предательскую руку, что сама собой потянулась утешить ее. — И знаю, что он и над тобой издевается так, что мне и не понять, и мне жаль, что это с тобой случилось. Я вижу, что ты напугана, и мне очень жаль, что тебе пришлось жить в страхе все эти годы... — Разозлившись на себя, я снова гневно смахнула слезы и медленно вздохнула, прежде чем продолжить: — Но это не значит, что ты получила от нас карт-бланш. — Я шмыгнула носом. — Ты знала, что он делает, ты это видела, и ты ничего не предпринимала, а значит, ничего не будет в порядке. Ты просто бросила нас, мама. Ты была там, но тебя не было. Джоуи был прав, когда называл тебя призраком. Не знаю почему, может, это был твой способ выжить, тянуть день за днем, но у тебя ведь было больше сил, чем у нас. Ты была взрослая. Ты наша мать. Но ты просто... — Я беспомощно пожала плечами. — Отказалась от нас.

— Как ты думаешь, ты сможешь со временем простить меня? — прошептала она, с тоской глядя на меня полными слез голубыми глазами. — Как ты думаешь, ты смогла бы?

— Может быть. — Я снова пожала плечами. — Но я знаю, что сегодня я тебя не прощаю.

8

БУЛЬДОЗЕР

ДЖОННИ

— Мне нужно, чтобы ты помалкивал, — похлопывая меня по плечу, выдавал наставления папа, когда мы шли по коридорам больницы к отделению 1А. — Никаких истерик, — добавил он негромко. — И бога ради, никаких обвинений.

— Да какие уж тут обвинения? — проворчал я, ковыляя на костылях. — Мы оба знаем, что с ней случилось.

Как я и говорил ему. Как я говорил всем.

— Боже, да из-за него она оказалась в чертовой больнице, пап!

— Джонни... — Вынудив меня остановиться посреди шумного коридора, придержав за руку, папа сдвинул брови и посмотрел на меня. — Ты расстроен, я понимаю. Я виноват. Прости, что сомневался в тебе, ладно? Ты был прав, а я ошибался, но это... — Он жестом показал на все вокруг нас. — Это очень деликатная ситуация, у тебя совершенно нет опыта в таких делах. Это случай домашнего насилия, Джонатан. Полиция и социальные службы уже этим занимаются. Ты понял? Будет криминальное расследование — и ты не можешь в него вмешиваться. Эмоции могут зашкаливать, но последнее, что стоит делать, — врываться и палить из всех орудий. Возможно, тебе кажется, что так правильно и справедливо, но в перспективе это не поможет Шаннон. Так что, если хочешь ее увидеть, я решительно предлагаю тебе держать при себе свои мнения и чувства и позволить говорить мне.

Я уставился на него:

— Я увижу ее, никаких «если».

Отец взглядом дал понять, что вряд ли.

— Я увижу ее, пап! — яростно повторил я.

— Тогда придержи язык и не бульдозерничай, — ответил он, прежде чем отпустил мою руку и пошел вперед.

Глядя ему в затылок, я поудобнее перехватил костыли и попытался догнать его.

— Я тебе не какой-нибудь идиотский бульдозер!

Я повернул за угол, высматривая отцовский силуэт, исчезающий из вида за очередной двустворчатой дверью.

Черт бы побрал эту коленную чашечку и эти сраные костыли!

Конечно, он специально ушел вперед. Он хотел очутиться там раньше меня, чтобы оценить ситуацию в своей холодной, бесчувственной, расчетливой манере, отдельно от взрывного сына, который опять напортачит.

Когда я наконец увидел его снова — у сестринского поста в дальнем конце длинного коридора, — я ускорил шаг, заставляя себя перебрасывать тело на металлических палках, заглядывая в каждую стеклянную дверь, мимо которой проходил.

Я добрался до шестой двери слева, и тут резко остановился, а сердце подпрыгнуло в груди.

Шаннон лежала на кровати с закрытыми глазами, положив ладони под щеку.

Она лежала лицом к двери, и при виде ее мне пришлось замереть и перевести дыхание.

Миллион чувств обрушился на меня, когда я увидел ее избитое лицо. Вся в синяках, она была почти неузнаваемая. Почти. Но я узнал бы это лицо везде.

Теперь я все понимал, меня затопило глубочайшее чувство вины. Грусть в ее глазах каждый раз, когда я привозил ее обратно в тот дом. Страх в ее глазах, когда я впервые постучал в ее дверь... И во второй, и в третий раз тоже. Она всегда была такой пугливой, такой скромной и предупредительной... Она спрашивала разрешения почти на все. Ей никуда не позволяли ходить. Она только раз сказала мне — объяснила, что родные просто хотят ее защитить. Но она все равно уходила со мной.